Девочка направилась к скамейке — маленькая тень в тусклом свете фонарей. Через несколько минут у нее дома зазвонил телефон. Каттани, вне себя от волнения, схватил трубку, несколько секунд молча слушал, а потом, словно избавляясь от кошмара, с облегчением швырнул ее на рычаг.
— Они ее освободили! — задыхаясь от радости, воскликнул он. — Едем!
Каттани молча вел машину. И жена, сидевшая рядом затаив дыхание, не проронила ни слова. Оба словно боялись дышать.
Первым увидел ее отец. Она съежилась на скамейке, будто замерзший зверек.
— Паола! — позвал он вне себя от радости. И бросился обнять ее.
Но девочка неизвестно почему оттолкнула его и отшатнулась. Пронзительно закричав, она вытянула вперед руки, словно желая защититься от опасности.
— Не дотрагивайся до меня, — с ужасом и мольбой прошептала она.
Он не мог понять, в чем дело.
— Паола, это я, твой папа. — Но девочка не слушала его.
Когда же приблизилась Эльзе, Паола одним прыжком бросилась в объятия матери.
— Ах, мама! — всхлипывала она, содрогаясь всем телом от рыданий.
В тот момент Каттани приписал поведение дочери пережитому шоку, нервному напряжению. Да кроме того, и сам он был слишком взволнован, чтобы строить какие-то другие предположения. Куда более страшные.
Дома он оставил девочку наедине с матерью, чтобы она скорее пришла в себя. После всего пережитого, думал он, теперь жизнь, возможно, войдет в прежнюю колею. Также и перспективы его работы казались уже не такими мрачными. Может быть, ему разрешат вновь взять в свои руки расследование. Вот тогда он им покажет. Вот тогда они у него, черт возьми, запляшут, эти сукины дети, эти проклятые мерзавцы.
Из комнаты дочери вышла Эльзе. Лицо у нее было искажено гримасой страдания.
Знаешь, почему она тебя отталкивала? — сказала она. — Ты вызываешь у нее такой ужас, потому что ты мужчина. Ее изнасиловали.
ПРОЩАНИЯ
Вокруг были разлиты ароматы весны. Каттани глубоко вдохнул . воздух, набрал полные легкие. Он стоял, ожидая поезд, на платформе вокзала, вместе с женой и дочерью. Позади них остановился, насвистывая, какой-то железнодорожник. Каттани обернулся взглянуть на него и уголком глаза заметил направлявшуюся к ним девушку с черными, как вороново крыло, волосами.
Это была Анна Карузо. Она приближалась своей уверенной, исполненной достоинства походкой. Протянув руку, она сказала:
— Комиссар, я должна перед вами извиниться. Я не могла дать вам уехать, не попросив прощения за ту пощечину.
— Это не имеет значения, — пожав плечами, проговорил комиссар. Потом отвел девушку в сторону и спросил: — Можно попросить вас об одном одолжении? Никому другому я не могу доверить. Пойдите к Титти Печчи-Шалойя и объясните, что я уехал потому, что должен заняться дочерью, показать ее специалисту и поместить на лечение. Но я вернусь. Скажите, что, как только смогу, я немедленно дам ей о себе знать.
— Вы могли навести порядок в этом городе, — сказала девушка. — Но вам не дали это сделать. Надеюсь, скоро вас восстановят в вашей должности.
— Не знаю, — ответил Каттани. — Не знаю, позволят ли мне сюда возвратиться.
* * *
Мафиозо Санте Чиринна вышел из клиники в четверг во второй половине дня. После новой версии перестрелки, выдвинутой двумя свидетелями и подтвержденной Каттани, обвинение в попытке убийства комиссара отпало. Больше не было никаких причин держать Чиринна под арестом. Полицейских, стороживших его палату, убрали, и он мог совершенно свободно покинуть клинику в сопровождении целой свиты родственников и друзей, пришедших разделить с ним его триумф.
После поздравлений и возлияний Чиринна надел двухцветные остроносые ботинки, вылил на ладони полфлакона одеколона, протер подмышки и нарядился в новый костюм в крупную клетку. Любуясь на себя в зеркало, он принимал различные позы — в профиль, три четверти, с легкой улыбкой и улыбаясь во весь рот, демонстрируя все тридцать два зуба. В тот день ему надлежало быть совершенно неотразимым.
Весь лоснящийся и раздутый от самодовольства, он уселся в свой «мерседес» и велел кузену, который был у него за шофера, отвезти его домой к Титти. У подъезда палаццо он столкнулся с Анной Карузо.
— Что тебе тут надо? — набросился он на нее.
— Мне нужно поговорить с синьориной Титти,— ответила девушка.
— Не о чем тебе с ней разговаривать. Что ты ей можешь сообщить такого интересного? — заорал он. Поправил рукой узел широкого яркого галстука. И, видя, что девушка не уходит, приказал: — Убирайся, не путайся под ногами, не то кончишь так, как твои брат и жених. Иди, иди, место женщины дома.
Взгляд у Титти был потухший, словно она уже смирилась с собственной судьбой. Он вошел в ту же гостиную, где убил Маринео и герцогиню. Там царил полный беспорядок. На кресле были накиданы какие-то вещи, украшавшие комнату безделушки валялись кое-как, все было покрыто густым слоем пыли, а со стен и потолка осыпалась штукатурка.
— Титти... Титти...— радостно восклицал Чиринна, обняв девушку. Он гладил ее по спине, пытался засунуть руку под юбку.— Ах, ты моя красотка,— нашептывал он.— Лучше всех.