Спуститься на землю (Колонизация — 2)

Феллесс думала, что каждый мужчина в зале спаривался с ней к тому времени, как имбирь покинул ее организм. Даже когда она выпрямилась из позы спаривания, один из самцов из Каира бочком обошел ее сзади, чтобы попытаться снова спариться. “Хватит”, - сказала она, надеясь, что это прозвучало так, как будто она имела в виду именно это.

“Да, достаточно”. Это был Веффани, который казался потрясенным до глубины души. Оглядев конференц-зал, Феллесс едва ли мог винить его. Один стул стоял на столе. Самец потирал следы когтей на боку, другой нянчил укушенную руку, с которой капала кровь.

Повернувшись к Веффани, Феллесс приняла позу уважения - осторожно, чтобы ни один из самцов не принял это за позу спаривания. “Я прошу прощения, высокочтимый сэр”, - сказала она. “Я знал, что нечто подобное произойдет, когда я пришел сюда, но ты требовал этого от меня, и у меня не было выбора, кроме как подчиниться”.

“Вы пробовали имбирь”, - сказал Веффани.

“Правда”. Феллесс признала то, что вряд ли могла отрицать. Теперь ее охватила депрессия после дегустации. Что бы посол ни решил с ней сделать, в тот момент она чувствовала, что заслужила все это и даже больше.

“Мы зависим от высокопоставленных женщин, которые подают пример тем, кто ниже их”, - сказала Веффани. “Старший научный сотрудник, вы не выполнили это фундаментальное обязательство”.

“Правду”, - повторил Феллесс. Веффани заставлял ее чувствовать себя еще хуже, чем она бы чувствовала в любом случае. “Делайте со мной, что хотите, высокочтимый сэр. Я не стремлюсь уклониться от своей ответственности ”.

Веффани повернул к ней обе глазные турели. “Я знаю, что вы не были счастливы здесь, старший научный сотрудник. Соответственно, самое суровое наказание, которое я могу вам назначить, - это требование, чтобы вы продолжали выполнять свои обязанности и расследование дела Deutsche в точности, как раньше ”.

“Это будет сделано, высочайший сэр”, - тупо сказала Феллесс. Даже в глубине своей депрессии ей было трудно поверить, что она заслужила такое суровое наказание.

7

Подполковник Йоханнес Друкер проходил мимо установки по производству жидкого кислорода в Пенемюнде, когда громкоговорители по всему огромному ракетному комплексу начали выкрикивать его имя: “Подполковник Друкер! Подполковник Йоханнес Друкер! Немедленно явитесь в комендатуру базы! Подполковник Друкер...!”

“Donnerwetter!” Пробормотал Друкер. “Что, черт возьми, на этот раз пошло не так?” Он не мог вспомнить, когда в последний раз слышал, чтобы кого-то так бесцеремонно вызывали в кабинет генерал-лейтенанта Дорнбергера.

Он также не мог доложить туда немедленно, не тогда, когда находился ближе к берегу реки Пене на плоском грязном полуострове Пенемюнде, в то время как комендатура находилась в паре километров отсюда, прямо у Балтийского моря. Он направился по дороге к офису, надеясь по пути кого-нибудь подвезти.

Не повезло. Он совершил путешествие на кобыле шенка и прибыл настолько вспотевшим, насколько это было возможно в прохладном, влажном климате, подобном климату северной Германии. “Явился, как приказано”, - сказал он адъютанту Дорнбергера, тощему майору по фамилии Нойфельд, который всегда выглядел так, будто у него болит живот.

“Да, подполковник. Одну минуту, пожалуйста”. Майор Нойфельд нажал кнопку внутренней связи и произнес два слова: “Он здесь”.

“Впусти его”, - сказал Уолтер Дорнбергер, и Нойфельд махнул Друкеру, чтобы тот проходил мимо него в кабинет коменданта.

Уолтеру Дорнбергеру было под шестьдесят, он был лыс, но все еще строен и энергичен. Он служил в артиллерии во время Первой мировой войны и отвечал за Пенемюнде еще до начала Второй мировой войны. О ракетах и космических полетах он знал столько же, сколько любой другой человек на свете.

“Heil Himmler!” Сказал Друкер и вскинул руку в партийном приветствии, которое также стало армейским салютом. “Докладываю, как приказано, сэр”.

“Хайль”, - отозвался генерал Дорнбергер, хотя его ответное приветствие было больше похоже на взмах руки. “Закрой за собой дверь, Друкер, а затем присаживайся”.

“Да, сэр”, - сказал Друкер и подчинился. Он пытался выглядеть бодрым, способным и - самое главное - невинным. Он задавался вопросом, был ли он невиновен. Если это было не так, то выглядеть так, как будто он был, становилось еще более настоятельным. Он тоже пытался казаться невинным, спрашивая: “Что случилось, сэр?”

“Я получил письмо, в котором упоминается ваше имя при необычных обстоятельствах”. Дорнбергер подтолкнул к нему через стол листок бумаги. “Скажите мне, что вы об этом думаете, если будете так добры”.

Еще до того, как Друкер взял это в руки, он знал, что это будет. И это было: донос из-под пера Гюнтера Грильпарцера. Может быть, Грильпарцер все-таки не верил, что он эсэсовец. Или, может быть, верил, и решил втянуть его в неприятности с вермахтом. Я должен был убить его, когда у меня был шанс, подумал Друкер, его и его девушку тоже.

“Ну?” Спросил генерал Дорнбергер, когда Друкер снова отложил газету.