Спуститься на землю (Колонизация — 2)

“Ну и что, сэр?” Ответил Друкер. “Если вы хотите мою голову на кровавом блюде, это дает вам повод забрать ее. Если ты этого не сделаешь, выброси это в мусорное ведро, где ему самое место, и давай заниматься своими делами ”.

Дорнбергер постучал по письму ногтем, испачканным никотином. “Значит, вы отрицаете эти обвинения?”

“Конечно, я отрицаю их”, - воскликнул Друкер. “Только человек, который хотел совершить самоубийство, признался бы в них”. Он был воспитан в страхе перед Богом и говорил правду. Второе предложение не было ничем иным, как правдой… и гестапо он тоже боялся.

“Этот парень включает в себя некоторые косвенные детали”, - заметил комендант Пенемюнде. “Если его там не было, если все происходило не так, как он говорит, как он мог их выдумать? Я провел небольшую проверку. Предполагалось, что этот полковник Ягер был арестован. Каким-то образом его не арестовали - каким-то образом он сбежал, по-видимому, в Польшу. Считается, что он там умер ”.

“Неужели?” Друкер боролся с пробежавшим по нему холодком страха. Дорнбергер не хотел, чтобы его голова была на блюде; комендант уже доказал это. Но он был добросовестным человеком или, может быть, просто хорошим инженером - он хотел докопаться до сути вещей. Друкер никогда не слышал, что случилось с командиром его полка после того, как летчица из Красных ВВС забрала его.

“Да, это так”. Генерал Дорнбергер еще раз постучал пальцем по письму Гюнтера Грильпарцера. “Я снова спрашиваю тебя, Ханс, что насчет этого? Что мне сказать, когда сюда придут остроносые эсэсовцы и начнут задавать мне вопросы, которые я задаю вам сейчас?”

Это был справедливый вопрос - более чем справедливый вопрос, если Дорнбергер хотел иметь возможность защитить его. Друкер думал быстро, как тогда, в коридоре перед квартирой Грильпарцера в Веймаре. “Сэр, ” сказал он, - совершенно очевидно, что я кому-то в СС не нравлюсь, не так ли? То, как они расправились с моей женой ...”

“Да”, - сказал Дорнбергер, кивая. Друкер не сказал ему - Друкер никому не сказал бы до конца своих дней, - что у Кэти действительно была бабушка-еврейка. Кто бы ни узнал об этом, он был прав, даже если Друкеру и Дорнбергеру между собой удалось прекратить расследование. Комендант продолжил: “Вы предполагаете, что это еще один розыгрыш?”

“Да, сэр”, - ответил Друкер. “Один из способов включить в письмо всевозможные детали - это просто выдумать их. СС знает мой послужной список; им известны имена людей, с которыми я служил. Из этого письма следует, что Грильпарцер был таким же убийцей, как и я. Как ты думаешь, кто-нибудь, кто действительно сделал что-то подобное, рассказал бы тебе или чернорубашечникам всю историю?”

“Точка - отчетливая точка”, - сказал генерал Дорнбергер.

Друкер кивнул, изо всех сил стараясь выглядеть так же убедительно, как и звучать. Он был убежден, что Гюнтера Грильпарцера больше не было бы в той веймарской квартире, если бы он или гестапо постучали в дверь. Бывший стрелок, вероятно, отказался бы от своего псевдонима и от своей девушки тоже, хотя за Фридли стоило держаться. Однако ничто не стоило риска лишить себя жизни на конце веревочной петли от пианино после того, как несколько очень изобретательных людей потратили много времени, заставляя вас желать смерти.

Дорнбергер сделал паузу, чтобы раскурить сигару. Он направил ее на Друкера, как будто это был пистолет. “Ты понимаешь, что, если твой враг в СС захочет тебя достаточно сильно, он просто придет и заберет тебя, независимо от того, что я могу сделать”.

“Да, сэр, я понимаю это”, - сказал Друкер. Он знал, что его голос звучит обеспокоенно - он был обеспокоен. Но любой, у кого был могущественный враг в СС, имел полное право беспокоиться. Более чем поколение немецкой истории доказало это.

“Тогда ладно”. Генерал Дорнбергер взял письмо Грильпарцера, сложил его втрое, как оно было в конверте, а затем медленно и методично разорвал на куски. “Я думаю, мы сможем продолжать на этой основе. Вы понимаете, что Нойфельд тоже это видел?”

“Я ожидал этого, да, сэр”, - сказал Друкер, кивая. “Но, сэр, майор Нойфельд не назвал бы своей бабушке ее собственное имя, если бы она случайно спросила его об этом”.

Дорнбергер усмехнулся, кашлянул и еще раз усмехнулся. “Я не буду говорить, что вы неправы. Я скажу, что это одна из причин, по которой он так полезен для меня. Если ваш недруг отправил копии этого письма людям, кроме меня, - что вполне логично, что он сделал бы, - мы попытаемся поступить с ними так, как вы предложили ”. Он сделал еще одну затяжку сигарой, затем положил ее в пепельницу. Выпустив дым, он продолжил: “Вы свободны, подполковник”.