Средь других имен

Не верь ни другу, ни жене,
ни матери родной.
В испепеляющем огне
не будь самим собой.

Душой скитайся одинок,

пусть плещет через край,
но истины святой глоток
бумаге не вверяй.

Сказав однажды в небеса,

что жизнью правит ложь,
ты переделаешься сам
и сам не разберешь,

как проболтаешься во сне

и выдашь все мечты:
и скоро в собственной жене
врага узнаешь ты.

С тобой деливший кров и кровь

окопный старый друг
от нескольких правдивых слов
придет в такой испуг,

что выдаст ради живота,

спасая свой приют.
И увезут тебя в места,
где пляшут и поют.

И проклянет старуха мать

зачатья чудный миг
и что не научила лгать
твой первый детский крик,

и сыну скажет твоему:

«Был рыцарем отец,
под мельничным крылом ему
смешной пришел конец.

Он строил сказки для тебя.

В миражах он кружил.
Я говорю тебе, любя,
молчаньем — дорожи.

Ты прокляни миров простор,

наш мир — еда, семья…»
И станет сын стрелять в упор,
лишь только встану я.

И станет вдруг сосед седым,

за спину встанет вдруг,
чтобы не первым, а вторым
его замкнулся круг.

Но крикну я в последний миг,

душой звеня в зенит,
и новорожденный мой крик
вкруг шара полетит…

Страницы чистых облаков

пойдут из края в край,
а ветер вечности легко
напишет:
   Доверяй!

1952 год

Письмо из «Черного медальона»