Средь других имен

Сначала пробежал осинник,
Потом дубы пошли, потом,
Закутавшись в овчинах синих,
С размаху в бубны грянул гром.

Плясал огонь в глазах саженных,

А тучи стали на привал,
И дождь на травах обожженных
Копытами затанцевал.

Стал странен под раскрытым небом

Деревьев пригнутый разбег,
И все равно как будто не был,
И если был — под этим небом
С землей сравнялся человек.

Май 1932 года. Лубянка. Внутренняя тюрьма

Песня о том, что сталось с тремя сыновьями Евстигнея Ильича на Беломорстрое

Первый сын не смирился, не выждал
Ни жены, ни дворов, ни коров —
Осенил он крестом себя трижды
И припомнил родительский кров.
Бога ради и памяти ради,
Проклиная навеки ее,
Он петлю себе тонкую сладил
И окончил свое житие.
Сын второй изошел на работе
Под моряны немыслимый вой —
На злосчастном песке, на болоте
Он погиб как боец рядовой.
Затрясла лихоманка детину,
Только умер он все ж не врагом —
Хоронили кулацкого сына,
И чекисты стояли кругом.
Ну а третьему — воля и сила_,
И бригадные песни легки —
Переходное знамя ходило
В леву руку из правой руки.
Бригадиром вперед, не горюя,
Вплоть до Балтики шел впереди_,
И за это награду большую
Он унес с собой в жизнь на груди.
Заревет, Евстигнёшке на горе,
Сивых волн непутевый народ
И от самого Белого моря
До Балтийского моря пройдет.
И он шел, не тоскуя, не споря,
Сквозь глухую, медвежью страну.
Неспокойное Белое море
Подъяремную катит волну.
А на Балтике песня найдется,
И матросские ленты легки_,
Смотрят крейсеры и миноносцы
На Архангел из-под руки.
С горевыми морянами в ссоре,
Весть услышав о новом пути_,
Хлещет посвистом Белое море
И не хочет сквозь шлюзы идти.

1934 год

Прощание с друзьями