Среди дыма и огня

Не помня себя, он бросился к Ксении, подхватил на руки её лёгкое, почти невесомое тело и вновь устремился вверх. Вокруг роились пули и падали отступавшие. Затем стрельба прекратилось, красные по какой-то причине перестали их преследовать. Запыхавшись, Петя поднялся на гребень и бросился к санитарному фургону. Он бережно опустил Ксению рядом с ним. Рукава его шинели были в крови.

– Сестра ранена, умоляю, перевяжите её!

– Перевязка не нужна. Она убита. – раздался чей-то отрешённый голос.

– Как убита??? – Петя рухнул пред Ксенией на колени, стал лихорадочно щупать пульс. Потом взглянул на её, без единой кровинки лицо и всё понял. Оно словно выражало облегчение от прекратившейся тяжкой муки, а на её губах светилась лёгкая улыбка. Глаза безжизненно смотрели в небо. Петя машинально прикрыл их замерзшими пальцами, снял шапку… На глазах набухли слёзы. Он нежно поцеловал её в посиневшие губы, потом распрямился и достал из кармана свои чётки. Сильное чувство вины больно сжало его за горло. Слова молитвы с трудом пробивались сквозь судорожные рыдания. Так продолжалось, казалось целую вечность. Перед ним вставали картины прошлого: их с Ксенией перегляды, его юношеский взволнованный шёпот ей на ушко, первый поцелуй… Затем кто-то обнял его за плечо, поднял и решительно подтолкнул к строю вышедших из преисподней бойцов. Тело Ксении погрузили на подводу. Остатки разбитой Марковской дивизии продолжили отход на Ростов.

На улицы Ростова входили призраки. Оборванные, грязные, перебинтованные, со смертельно усталыми, обветренными лицами, они тем не менее старались чётко держать строй, спускаясь по Таганрогскому проспекту. За ними катилось несколько фургонов с простреленными тентами, одно орудие и несколько тачанок. Их было всего несколько сотен.

Зеваки-ростовцы с ужасом спрашивали друг друга:

– Кто эти оборванцы? Пленные? Но почему с винтовками?

Какой-то знаток, вглядевшись в знаки различия и погоны, объявил:

– Невероятно господа, но это генерала Маркова полк! Что случилось?

– Они же должны быть под Орлом? Разве не так?

– Какой к чёрту Орёл, разве вы не слышали, что Харьков уже сдан? На той неделе на вокзале разгружались беженцы!

– Это предательство! Чёрное предательство!

– А кто предал?

– Как кто? Жиды, конечно!

– А чего сразу жиды? Может это у вас, русских, ума не хватило как следует вести войну?

– Молчать, нехристь!

– Да заткнитесь вы оба! Разве вы не видите – солдатики еле на ногах держатся! Надо накормить солдатиков!

Марковцев обступили сердобольные дамы и на некоторое время задержали их движение к казармам. Другие зеваки, отвернувшись, ушли. Петя, пользуясь заминкой, с разрешения полковника Битенбиндера, чудом избегнувшего гибели вместе с заведённой им в западню дивизией, отпросился домой.

С тяжелым сердцем он побрёл по знакомым улицам, которые оставил прошлой весной, цветущими и нарядными. Сейчас они словно почернели, погрустнели, прикрылись кое-где снеговыми заплатами. Люди попрятались по домам. Мимо, тяжело скрипя, проехал полупустой трамвай. Гаркнул на него, зазевавшегося, извозчик. В его пролётке сидела молодая дама и отчего-то плакала.

– Постойте, офицер! Вы не Марковского ли полка? – окликнула она его.

– Марковского, прапорщик Теплов.

– Скажите, скажите пожалуйста, вы видели поручика Делюденко?

Петя сжался, как под обстрелом. Он знал, что с поручиком, они служили в одном полку. Он погиб в Алексеево-Леоново, прикрывая отход.

Петя посмотрел на даму. Ему не пришлось говорить. Она всё прочитала в его глазах, тяжко простонала и зло бросила ни в чём не повинному кучеру:

– Трогай, болван! Сволочи, какие же сволочи! Будьте вы прокляты!

Петя остался стоять на тротуаре. Он постоял минуту, размышляя: кому могло быть адресовано последнее проклятие дамы. Решив, что оно адресовано выжившим и лично ему, Пете, он, ещё более осунувшись, на негнущихся ногах, побрёл на улицу Московскую.

«Уж лучше я бы погиб» – размышлял он по дороге. «Как я появлюсь перед Надей в таком жалком виде? Как скажу Вериным, что их Ксю погибла? А они мне в лицо бросят такое же: Сволочь, какая сволочь! Что разлюбил! Бросил! Не уберёг! Ведь рядом же шел, рядом!»

Постучав в дверь маминой квартиры, и до последнего боясь, что мама вновь переехала, он неожиданно увидел в открывшемся проёме немолодого господина в очках, с добрым благородным лицом, небольшими усиками и чуть тронутой сединой головой.

– Здравствуйте, молодой человек, эээ… вы к кому?

– Я Теплов, – хмуро буркнул Петя, невесть что подумав. Впрочем, лицо господина выражало полнейшее добродушие. За его спиной раздалось несколько голосов.

– Вот так сюрприз! Наталья Ивановна! Если я не ошибаюсь, то вернулся ваш сын!