Ему было очень жалко себя.
Вера пришла с большим печальным букетом и сама была так печальна и хороша, что Курт совсем онемел.
За столом сидели почти молча — только подруги сестры, помогавшие с поминками, негромко распоряжались блюдами. Мать, давно ничего не понимавшая и только что с большим аппетитом евшая рыбу, вдруг осмотрела собравшихся ясными глазами и завыла. Ее бросились утешать, овал стола распался, и Вера подсела к Курту. Он замер, проклиная кусок, некстати оказавшийся во рту.
Но Вера ничего не говорила, а только гладила его рукав, и у Курта появилось время прожевать.
— Спасибо, — сказал он. — Спасибо в-вам.
— Я ее очень любила, — сказала Вера.
— Он-на вас т-тоже.
— Да. Я знаю. Вы — держитесь…
Курт кивнул, преодолевая желание поцеловать руку, лежавшую на рукаве его черного костюма. Он искал слова, но когда уже почти придумал их, Вера встала и отошла, на прощанье коснувшись его плеча. Остаток поминок, в решимости отчаяния, он исподлобья следил за нею, готовый к действию.
Когда начали расходиться, Курт, улучив момент, оказался возле девушки.
— Вы на…на… поминаете мне о сестре, — сказал он, кося вбок. — Мне очень нр-равилось, ка-а…
Тут звук заклинило насмерть, и он стоял, повторяя на выдохе свое «ка-а…» и в отчаянии глядя, как подходит прощаться какая-то подруга покойной сестры.
— Как я играю? — помогла Вера.
Он хотел переключиться на слово «да», но для экономии времени просто затряс головой.
— Спасибо. Мы обязательно еще увидимся, — сказала Вера и снова погладила его по рукаву. — Вы приходите на мои выступления. Я играю по субботам в еврейской общине.
Он боднул головой воздух и, счастливый, ткнулся губами ей в руку. И отошел, бормоча сказанный ею адрес.
До субботы не было часа, когда бы он не думал о предстоящем. Концерт, непременный Бетховен, возможность проводить Веру; ее рука, ее грудь у самого плеча; разговор о сестре, о музыке, о нем самом… Он ведь хороший. И неплохо зарабатывает в этой конторе, а если что, возьмет еще работу. Разница в возрасте, конечно… Но это не страшно. Вот, например, Гете…
Он предвидел проблемы с ее матерью — она была ровесницей Курта, но почему-то выходило, что и мать не будет против.
В субботу он увидит Веру и договорится о новой встрече!
— Курт и-и… дет на сви… дание! — нараспев повторял он, размеренно шагая к остановке. Машину он не водил — отсоветовал инструктор. У Курта было хорошее зрение и даже немножко реакции, но иногда он как бы задумывался и в эти секунды видел себя совсем со стороны. Руки-ноги в это время жили отдельно от него, и инструктор очень кричал…
Нет, автобус — это гораздо лучше. Главное — не пропустить остановку.
Но в ту субботу он приехал заранее и занял очень хорошее место, у прохода в третьем ряду. Потом начали собираться еврейские старички и старушки — они рассаживались, с подозрением косясь на Курта. Потом вышла какая-то фрау из муниципалитета и что-то говорила, а Курт только сидел и удивлялся тому, что пропускает футбол и ему это не жалко…
Потом появилась она и села за рояль. Свет из окон падал Вере на спину; волосы, собранные в пучок, подчеркивали линию плеч и шеи. Курт почти не слышал, что она играла, но чувствовал, как музыка насыщает его силами для будущего.
Он первым подстерег Веру у выхода и сказал слова, которые подготовил заранее. «Сестра на небесах гордится вами». У него даже получилось произнести это ровно, почти не заикнувшись. Вера покачала головой и сказала с непонятным укором:
— Вы добрый человек, Курт…
— Спасибо, что пришли, — сказала она, чуть помолчав.
— Это ва-ам спасибо…
Тут в плане у Курта стояло предложение проводить Веру, но на него вдруг навалилась эта напасть и он опять впал в ступор, ясно увидев себя со стороны, — толстого, нелепого, мнущегося возле красивой женщины…
Какая-то толстая еврейка уже громко благодарила Веру за чудную игру, рядом дежурил ее пришибленный сынок с букетиком фиалок. Курт похолодел — только тут он сообразил, что забыл купить цветы. И, словно подчеркивая крах его предприятия, полил дождь.
Фиалковый сынок, наущаемый мамашей, сообразил раскрыть зонт над собой и Верой и, сунув ей в руки букетик, залепетал ерунду. Довольная мамаша кивала под своим зонтом. Курт мок возле них, дожидаясь непонятно чего.
— Ну, я поеду… — с полувопросом произнес он, вклинившись в комплименты.
— Спасибо, что пришли, — сказала Вера и покраснела, потому что уже говорила это. И разглядев мокрого и несчастного Курта, вдруг предложила:
— Подождите, я вас подвезу. Да идите же, промокнете!
И махнула рукой в сторону дверей.
Через несколько минут Вера подъехала за ним на своей маленькой «хонде».
Курт сидел рядом, мокрый и взволнованный. Он был наедине с нею. Совсем не так, как думал, но — наедине!
— Ну, — сказала Вера, осторожно выводя из ступора своего нестандартного кавалера. — Расскажите что-нибудь.
— Та-ак глупо, — сказал он наконец. — Я-а да-аже не при-инес цветы.
Она рассмеялась.
— И замечательно. Я рада вас видеть просто так.
— И я. М-может быть, я могу вас пригла-асить куда-ни… будь?
Она посмотрела на него, сколько позволяла дорога, и сказала:
— Милый Курт…