Среди горных братьев Мексики

Я уже давно имел в виду дать вам повышение и отправлю вас на следующей неделе в управление. Работа будет трудная, но вы будете получать добавочных десять долларов в месяц, и, если вы окажетесь исправным в этой должности, я могу вам обещать в недалеком будущем нечто лучшее.

Уважающий вас Дж. С. Рилей, начальник телеграфа".

Ларри дочитал письмо до конца, положил его на стол и подошел к окну, не говоря ни слова.

Роберт, все время наблюдавший за товарищем, прошел через комнату и коснулся рукой его плеча. Ларри повернулся к нему, кратко сказав:

— Ну, что?

— Неужели вы меня осуждаете за то, что я обрадовался? — спросил тихо Роберт.

— Осуждаю вас? Нет, Роберт, тысячу раз нет. Но и вы не должны осуждать меня — для меня это большое огорчение.

— Почему?

— Почему? Вы спрашиваете — почему?! Я так рассчитывал, что вы поедете со мною. Мне показалось, что я нашел человека, которому я могу довериться, с которым я надеялся пробить себе дорогу… И это было первый раз, что я нашел кого-нибудь, кого стоило бы найти, и вдруг вы у меня спрашиваете — почему?., вы… вы…

— Неужели вы смотрите так легко на обещание?

— Смотрю ли я? Что вы хотите сказать?

— Ведь я дал вам слово, не правда ли? А я всегда верен своему слову. Если я радуюсь этому письму, то это только потому, что оно доказывает, что я поступил правильно. А ведь соблазн, правда, был велик.

Да, я очень рад. Но, дружище, я не согласился бы потерять вас за дюжину повышений. Я еду в Мексику с вами, — и делу конец!

III. К заветной цели

Когда Роберт заявил о своем намерении сдержать обещание, слова его произвели на Ларри совсем другое действие, чем он ожидал. С минуту Ларри смотрел на него, широко раскрыв глаза от удивления, затем он взял его за плечи и, хорошенько встряхнув, сказал суровым и жестким тоном:

— Послушайте, слово в данном случае ни к чему вас не обязывает. Вам предлагают верное повышение, — это случай, за который я и сам ухватился бы. Вам попросту необходимо остаться.

Странная самоотверженность и очевидная искренность Ларри тронули Роберта до глубины души. Он уж достаточно понял характер Ларри, чтобы знать, что спорить с ним было бы бесполезно, поэтому в ответ на его вспышку он только сказал:

— Если вы хотите, я еще немного обдумаю этот вопрос! Дайте мне немного времени на это, а пока пойдите на элеватор и принесите мою папку с бумагами, которую я там забыл. В ваше отсутствие я все хорошенько обдумаю.

— Отлично, — сказал Ларри добродушно, — но помните, что я решил: вы должны остаться при нашем управлении.

С этими словами он взял в руки фуражку и ушел.

Когда Ларри вернулся, Роберт спокойно заявил ему:

— Ну-с, Ларри, все решено. Из управления мне выслали письмо, содержащее удостоверения для проезда обоих нас до Денвера вместе с чеком на мое содержание по сегодняшний день. Заместитель мой приезжает сегодня вечером.

Ларри чуть не задохнулся от изумления. Он едва смог пробормотать:

— Но… но… я совершенно ничего не понимаю… — Затем он принялся осыпать Роберта целым потоком упреков, доводов, протестов, но наконец закончил тем, что похлопал товарища по плечу, назвал его самым верным другом и самым лучшим человеком в мире и поклялся, что он в свою очередь никогда в жизни не оставит друга.

Роберт уложил свои скудные пожитки, вечером приехал его заместитель, и на следующее утро оба товарища были готовы ехать поездом номер три.

Обещанное письмо с удостоверением было уже получено, и, пока паровоз набирал воду, Роберт простился со своими знакомыми. Никто не выказал особого волнения и печали, и он даже обиделся на них, и ему хотелось, чтобы поезд отошел скорей.

Но вдруг сердце его сжалось, — он чуть не забыл Эльзы. Это была старшая дочь Ганса Смита, двенадцати летняя девочка, единственная его слушательница, которой он прочитывал все свои книги и поверял свои мечты и надежды на лучшее будущее. Он стал искать ее, но ее нигде не было. Наконец, заглянув за угол здания, он нашел ее, рыдающую, там у стены депо. Он отвел ее руки, поцеловал в мокрое личико и чуть сам не расплакался. Затем он поспешно пожал ей руку и протянул серебряный доллар.

— Это тебе на память обо мне, Эльза. Я буду писать тебе, как обещал, — сказал он и поспешно оставил ее, так как поезд тронулся.

Наконец-то они едут в Мексику!

На Ред-Прери Ларри захватил свой сундучок с вещами, и остаток дня друзья медленно катились по стране, представляющей собою бесконечную равнину, однообразие которой прерывалось только маленькими железнодорожными станциями. Второй день был совершенно похож на первый, с той только разницей, что равнина превратилась в пустыню, усеянную неприхотливым шалфеем.

К вечеру начался подъем, но такой отлогий, что его едва можно было заметить.