Я поселилась в чудесном сверкающем дворце в области Горея, и он стал для меня домом. Рауль подарил мне его. Я стала полноправной «госпожой» на эти два месяца.
Рауль обучил меня местному языку. Но это несерьезно! Суть «обучения» свелась к приему внутрь какой-то маслянистой жидкости, и к проводкам, подключенным к моей голове от диагностического комплекса в его замке. Вся процедура заняла полчаса, и затем я не могла отличить свой язык от чужого, настолько все было понятно. Будто я с рождения могла понимать и говорить на нем. Рауль твердо заверил, что теперь мне доступны и другие Земные языки. Если это действительно так, то по английскому языку мне обеспечена «пятерка» в колледже. Проверяя меня, Рауль попросил перевести фразу: «Mieux vaut tard que jamais», и я не задумываясь, что это за язык, выпалила: «Лучше поздно, чем никогда». Рауль улыбнулся: «Это – французский».
Я заметила, что он неравнодушен к этому языку, и бывает, когда чем-то увлечен, говорит на нем. Рауль рассказал, что Франция – первая страна, в которой он побывал, и первый язык, который он там услышал; и имя «Рауль» он получил там, от одной французской бедной девушки. Она ошибочно переименовала его. А он не стал исправлять. И было это очень давно по человеческим меркам, в 1747 году.
Все жители этой части острова, то есть криты, были в восторге, что теперь у них есть «госпожа». Рауль никогда здесь не жил долго, только лишь по необходимости, навещая своих подданных. Его визиты выглядели деловыми посещениями. «Когда он покидает наши места, люди чувствуют себя осиротевшими»,– поделилась со мной Милита. Они нуждались в присутствии Рауля, это делало их счастливыми и внушало им уверенность в будущем. Они относились к нему, чуть ли не как к божеству, что для них было оправдано. Ведь, как ни крути, он их создатель. Фуны более рьяно выражали свое отношение, криты были сдержаннее, но как я поняла позднее, сдержанность не влияла на их внутренние чувства любви и покорности. Это было для меня удивительным – сочетание их душевных свойств. С ними легко было беседовать, все равно, что с друзьями, но они не пересекали границ в общении со мной – тонко развитое чувство такта и предупредительности не допускало фамильярности. И критам и фунам была свойственна прямота, они не ходили вокруг да около, если замечали проблему. Говорили о ней сразу, но в мягкой вежливой манере.
Слово «госпожа» перестало раздражать меня, в их устах оно звучало не так трепетно, как у Лелии, а как мое второе имя. Если бы на Земле меня называли «девушка Мария», то это звучало бы приблизительно также и здесь, «госпожа Мария». Почему-то критам приглянулось произношение моего имени как «Мария», а не «Маша», подозреваю, что это из-за предпочтений Рауля. Я спросила его об этом, и он признал, что когда очнулся в образе человека, и впервые посетил нашу Землю, ему попалась девушка с этим именем, и он помогал ей. Девушку звали Мари, она была француженка, и Рауль какое-то время заботился о ней. Это была его единственная привязанность за все эти годы.
Рауль почти не бывал на нашей Земле, его время и наше текли своим чередом, не пересекаясь и не вмешиваясь в дела каждого мира. Рауль объяснил, что попав надолго в мой мир, он начнет меняться, стариться; находясь в своем, он останется постоянным в своем возрасте.
– А как же я? – эта новость шокировала меня, я представила, что в его мире начну стариться так же, как и он в моем.
Рауль только улыбнулся моим страхам, и снисходительно пояснил, что это касается только его. А я, вообще, чуждое существо для его мира, поэтому его время не будет оказывать на меня никакого воздействия, я не постарею здесь ни на один день. Но зато для меня есть преимущества в его мире: этот потрясающий и уникальный климат, целебное озеро будут только укреплять мое здоровье и силы. Все, что на моей Земле пагубно воздействовало на мой организм, экология, ненатуральная пища, стрессы и тому подобное, здесь отсутствовало и не препятствовало моему оздоровлению и развитию.
Рауль для наглядности привел мне пример с пятилетним ребенком, у которого имеется некое не смертельное заболевание. Если бы была возможность поместить его в этот мир, то он остался бы таким же пятилетним ребенком, но избавился бы от своей болезни, даже без вмешательства Рауля.
Если он отстает в физическом развитии, то окрепнет здесь; например, подрастет до нужной возрастной отметки, но не более того. И по возвращении домой, никто не заметит в нем особой разницы, даже если он тут проведет десять лет, (разве что поумнеет не по годам). На развитие интеллекта время не накладывает свой отпечаток, он продолжает развиваться.