– Ерунда,– он поморщился, как от зубной боли,– я ведь не умру, главное, чтобы моя боль не потревожила их сон. Мне невыносима мысль, что они будут страдать вместе со мной, я создавал их не для этого, и не хочу, чтобы мое страдание стало их частью. Когда я связал их с собой, я мечтал о другом – о радости и счастье, которое могу им подарить, я не предполагал, что мое горе может стать их горем. Это обнаружилось только тогда, когда начались проблемы с их размножением. Я горевал, негодовал на себя, испытывая к себе отвращение и вину. Но заметил, что они стали так же ненавидеть себя, как и я. Я сделал их без вины виноватыми, прибавив к их трудностям свои проблемы. Это были годы отчаяния, поиска и борьбы. И самое лучшее, что я смог сделать для них – это остановиться, научиться любить их такими, какие они есть и радовать их. И теперь я трачу силы на то, чтоб так и оставалось, и тренирую волю, чтоб наловчиться держать свою скорбь при себе, не распространяя ее вовне.
Слушая такие искренние откровения, мое сердце пронзила острая боль – он за все переживает, все понимает и замечает. Его лицо выражало страдание и раскаяние такой силы, что у меня непроизвольно выскочили слезы.
– Маша, ты плачешь? – потрясенно спросил он. – Я расстроил тебя, прости меня. Не надо было посвящать тебя в мои проблемы.
Он еще переживает за меня! Мои глаза превратились в текучие реки.
– Рауль…– я могла только всхлипнуть в таком состоянии, неловко утирая глаза.
– Прости, милая,– он обнял меня, так крепко прижав к себе, что я не могла вздохнуть для следующего всхлипа. – Я больше не буду рассказывать тебе страшилки,– шептал он,– я буду беречь тебя. Хочешь, оставайся тут навсегда, до тех пор, пока не придет мое время. Горга больше не будет, и ты сможешь жить спокойно со своими родителями,– утешал он. – Только не плачь.
Ласковыми пальцами он гладил меня по голове, скользя с шеи на спину, и мои слезы заливали его рубашку. Да, я хотела здесь остаться, остаться с ним, Раулем. Его слова перешли на незнакомую мне речь, несмотря на мое обучение понимать языки. Он нежно шептал в мои волосы непонятные слова, согревая мое трепещущее сердце. Слезы утихали, но боль не проходила, мне хотелось защитить Рауля и забрать все его горести.
И почему я такая слабая и глупая, что ничего не могу сделать для него? Я знала, что сейчас он чувствует все мои переживания как свои собственные. Я немного отклонилась от его тела, чтоб взглянуть ему в глаза, и увидела в их черноте боль и страдание, он плакал со мной, но без слез. Рауль сомкнул ресницы, укрыв от меня болезненный взгляд, он хотел успокоиться. В порыве сострадания, я обхватила его лицо, и, наклонив к своим губам, поцеловала его веки. Он вздрогнул, но глаз не открыл. Мои губы бездумно прошлись по его скулам, и он напрягся. Я поражалась собственной смелости и его самообладанию.
– Не целуй меня в губы,– предупредил он мое следующее желание, и его голос дрожал,– никогда. Я боюсь не совладать с собой, я могу причинить тебе непоправимый вред.
– Ладно,– стараясь быть спокойной, пробормотала я,– прости, что ревела.
Его взгляд соприкоснулся с моим, и я воспламенилась, его чувства хлынули на меня потоком, сметая мой контроль над собой.
– Ты знаешь, что может за этим последовать,– мрачно проговорил он. – Поэтому повторяю – никогда не целуй меня в губы! Я говорю абсолютно серьезно. Я могу справиться со своими чувствами, желаниями, но если ты добавишь к ним свои, то вряд ли удержусь. Твой поцелуй будет последней каплей для моего самоконтроля.
Пламя в моем сердце превратилось в трепетное тепло. Рауль, глядя мне в глаза, сочувственно продолжал:
– Ты добрая, нежная, отзывчивая, и одно это воспламеняет мои чувства. Твоя искренность радует мое сердце. Но, пойми, у меня их два, два сердца. Одно – мое, настоящее, второе – человеческое, которое ты слышишь. Этого не увидишь на рентгене или томографе, нет такого прибора на Земле, который бы увидел сущность основателя в человеческой оболочке. Мой отец искусно связал каждую клеточку моей сущности с каждой клеткой человеческого тела. И мое сердце бьется совсем рядом с человеческим, усиливая все мои чувства, ощущения, переживания вдвойне. Твои чувства ко мне выбивают меня из колеи,– признавался он,– я боюсь сам себя, что не сдержусь и погублю тебя. Маша, я хочу, чтоб ты жила, и жила счастливо.
– Но я счастлива здесь, рядом с тобой,– возразила я.
– Не забывай, что я не человек. Оболочка разрушится, и ты меня не увидишь. Возможно, я смогу быть рядом с тобой, но не как человек,– неуверенно сказал он.
– Я хочу быть с тобой,– шептала я, предчувствуя новую боль в груди от предстоящей разлуки.
– Сейчас – да, но потом – нет. Это неизбежно. И даже сейчас, мы должны помнить об одной вещи,– он серьезно посмотрел в мои глаза и, четко разделяя слова, произнес:
– Не целуй меня в губы. В наших отношениях не будет такого продолжения.
– Но, … ты целовал меня,– обвинила я.