Среди тысячи слов

– Потому что ты не понимаешь, с кем имеешь дело. – Теперь она казалась спокойной, словно со всем смирилась, а это было хуже лихорадочного страха. – Я сама была свидетелем того, на что способны люди с привилегиями, если захотят.

Я пробежал руками по волосам.

– Ты не веришь, что я смогу все исправить? Да?

– Ты ничего не можешь сделать, – сказала она, переходя на шепот. – И он увозит нас.

– Увозит?

– Его перевели в Канаду. Мы покинем Хармони через четыре недели.

Эти слова ударили меня прямо в грудь. Она не может поехать в Канаду. Она только начала выбираться из этого холода. Хармони был нужен ей, чтобы вылечиться.

– Он не может так поступить, – сказал я. Ярость обжигала горло.

– Может. Мне не восемнадцать, и даже если бы было…

– Тебе исполнится восемнадцать через пару месяцев.

Она покачала головой.

– Для него это не имеет значения.

– Так что ты хочешь сказать? Что все… кончено? Между нами? Навсегда?

Ее глаза светились в темноте, огромные и нежные.

– Надеюсь, что нет. Но…

– Но что? Мы будем ждать? Месяцами? Неделями? Сколько? Черт побери, Уиллоу… – Я схватил ее за руку, и она дернулась. – Останься. Останься со мной. Или Марти. Он примет тебя.

– Нет, Айзек. Тебе тоже нужно уехать. Сегодня вечером твой шанс на успех. – Она попыталась выдернуть руку из моей. – Ты делаешь мне больно, – прошептала она.

Я сразу же отпустил ее. Боль пронзила кожу. Она сдавалась. Выбирала его, а не меня.

Я терял ее.

– Мне нужно уезжать? – спросил я. – Ради чего? Что-то доказать себе? Что мне нужно сделать, Уиллоу? Сколько денег мне нужно заработать, чтобы смыть вонь свалки? Сколько будет достаточно для твоего отца? Для тебя?

– Ты знаешь, что это неправда, – сказала она. – Тебя всегда было более чем достаточно для меня.

– Тогда почему ты не сражаешься? – спросил я сквозь зубы. – Ты сдаешься. Позволяешь ему выиграть.

– Он уже выиграл. Если я не…

– Если ты не что? – Я снова взял ее за руку, пытаясь выжать из нее ответы, которые она не давала. – Ему-то что от этого?

– Айзек, не надо.

– Скажи мне, Уиллоу. Скажи мне сейчас. На что ты меня обменяла?

– Мне нужно идти.

Я притянул ее ближе, вдыхая ее, чувствуя ее тело в последний раз.

– Я бы все ради тебя сделал.

– Знаю, – сказала она. Ее слезы оставили мокрые следы на моей шее. – Мне жаль. – Она отошла на шаг. Потом еще один. – Прощай, Айзек.

Потом она побежала к сцене. Взрываясь, как комета, под светом и падая в объятия отца.

– О мой господин, мой господин, я так испугалась!

Пока ее плач лился на сцену, моя старая броня молчания закрылась вокруг меня.

«Больше никогда».

Больше я никогда так себя не выдам.

Я рассказал Уиллоу о том, о чем не говорил никому. Я отдал лучшего себя. И зачем? Она не стала за нас сражаться. Теперь я остался здесь стоять, один, беспомощный. Я не мог ей помочь. Я не мог сражаться за нас в одиночку.

Часть меня возненавидела ее. Но настоящая часть меня любила ее. Понимала ее. Я знал, что происходит на самом деле: все дело в ранах, нанесенных ей Ксавьером. Они только начали заживать, а затем, сам того не зная, ее отец снова открыл их.

Это не ее вина.

Как и смерть моей матери не была ее виной. Но я все равно ощущал потерю. Зияющую пустоту жизни без Уиллоу.

Я потерял ее, поэтому мои собственные слова ничего не значили.

Глава тридцать пятая Уиллоу

Мы добрались до третьего акта, сцены первой. Конец Офелии и Гамлета.

Один из команды по реквизиту сунул мне в руку бусы, а затем передал свернутый пергамент, перевязанный красной лентой. Любовное письмо Гамлета, написанное рукой самого Айзека.

«Не ставь под сомнение мою любовь…»

Я выглянула через щель занавеса на зрителей. Мои родители сидели где-то в темном театре и смотрели спектакль. Как и агент по кастингу, который мог дать Айзеку новую жизнь. Мне нужно помочь ему. Если из этого кошмара может получиться что-то хорошее, так пусть Айзека ждет успех, которого и заслуживает его талант.

«И, может, однажды…»

Я не могла увидеть это «однажды». Все казалось безнадежным. Я могла лишь представить холодную снежную тундру, раскинувшуюся насколько хватало глаз. Я в центре ледяного вихря. А когда мне исполнится восемнадцать, что тогда? У меня не было денег. Всю свою жизнь я зависела от родителей. Теперь они поймали меня в ловушку.

Единственное, что я могла сделать – подарить Айзеку этот спектакль. Постараться из всех сил.

«Просто расскажи историю».

На сцене Айзек погрузился в свой внутренний монолог «Быть или не быть», исполняя его с обнаженной искренностью, заставляя публику вжиматься в свои сиденья. Его внутренний конфликт горел ярким пламенем в каждом слове. Попытки продолжать, в то время как он так хотел сдаться. Испытание борьбой, когда хотелось просто спать.

В конце публика затаила дыхание, пока одна пара рук не запустила спонтанные овации, пронесшиеся по всему театру. Никогда не слышала, чтобы такое происходило.

Айзек стоял на месте, пока все не стихло. Я вышла на сцену.

– Прекрасная Офелия, – сказал он. Его голос затих, и он добавил: – В твоих молитвах будут помянуты все мои грехи?