Меня подкосили проблемы со здоровьем, которые начались через месяц после ухода из Уормвуд-Скрабс. Сразу наступила менопауза, которая привела к сильным перепадам настроения. Спустя несколько месяцев, в ноябре, меня госпитализировали. Нужно было удалить сдавивший нерв позвонок, из-за которого рука утратила чувствительность. Я едва успела восстановиться после операции, как врачам пришлось удалить мне желчный пузырь, поскольку он уменьшился до размера горошины. Наложили 52 стежка. Уже через несколько месяцев меня снова госпитализировали, на этот раз для фундопликации, операции, которая должна была помочь мне с глотанием. Желудочные клапаны перестали работать, и еда возвращалась в горло, удушая меня.
Мое тело меня подводило. Казалось, что стресс, который я подавляла на протяжении многих лет работы в тюремной системе, накрыл меня с силой приливной волны. Почему, приезжая на отдых, вы всегда простужаетесь или заболеваете гриппом? Это та же физиология. Думаю, когда тело расслабляется, его атакуют болезни.
Я не только застряла в цикле болезней, но и морально не справлялась с выходом на пенсию. Потеряла цель в жизни и в самые мрачные дни задумывалась о том, зачем мне жить дальше.
Это была не я. Это была не та Ванесса Фрейк, которая управляла одной из самых известных тюрем в Великобритании. Я стала тенью самой себя.
Подруга Джу некоторое время пыталась уговорить меня обратиться к врачу, но я упорно сопротивлялась. Как обычно, думала, что справлюсь и решу проблему самостоятельно. Я убедила себя, что мне станет легче, если я буду продолжать усердно работать. Ошибалась. Наконец я сдалась и обратилась к участковому терапевту.
Врач поприветствовала меня широкой улыбкой и прощебетала:
– Здравствуйте! Чем могу вам помочь?
Она стала портом во время шторма.
Через несколько секунд после того, как я села на стул, я превратилась в сопливое месиво.
Врач сразу потянулась за коробкой с салфетками и поставила ее у меня под носом. Ей ничего не нужно было говорить. В перерывах между всхлипываниями я высказала ей все, что держала в себе. Рассказала ей, как себя чувствовала. Сказала, что больше не могу. Что мир смыкается вокруг меня. Что я пережила несколько операций и устала болеть. Что уволилась с работы, которая была моей жизнью.
– Я испытываю ужас и тревогу, – сказала я. – Разочарование. Любая мелочь может вывести меня из себя, разозлить или довести до слез. Не узнаю себя.
Она кивнула. Ее глаза были полны беспокойства.
– Я то полнею, то худею. Иногда все настолько плохо, что даже не хочу одеваться. Мне не хочется выходить из дома. Паникую в толпе. Я не считаю себя особенной, но мне кажется, что все на меня смотрят.
Просыпаюсь в половине шестого. Стараюсь занимать себя и придерживаюсь распорядка дня: обедаю в одно и то же время каждый день. Ровно в полдень, как я это делала в тюрьме. Надеялась, что распорядок поможет мне сохранить рассудок, но это не работает, – я перевела дух и продолжила: – Скучаю по разговорам в тюрьме. Своим коллегам. Бывают дни, когда я ни с кем не разговариваю. Наверное, до сих пор не могу поверить, что моя карьера завершилась. Мне кажется, моя жизнь кончена. В чем смысл? Неужели я просто буду ждать смерти?
Она сочувственно сжала губы, и я снова увидела беспокойство на ее лице.
– Не поймите меня неправильно, я не жалею о своем решении. Не могла там оставаться. Просто не понимаю, что мне делать с оставшейся жизнью.
Пока я говорила, до меня вдруг дошло, что прошлое меня настигло.
Нельзя прожить всю жизнь в окружении жестокости и остаться без шрамов. Титановая стена, которую я выстроила вокруг себя ради защиты, хорошо работала в тюрьме, но причиняла мне вред сейчас.
Полагаю, я, как и многие заключенные, вышедшие на свободу спустя много лет в тюрьме, стала институционализированной. Тот факт, что я продолжала следовать распорядку дня, подтверждал это.
Терапевт не стала долго говорить о том, что у меня посттравматическое стрессовое расстройство, но теперь я была больше, чем когда-либо, уверена, что это оно. Это было вызвано болезнями, стрессом и жизнью бок о бок со смертью, насилием и жестокостью на протяжении 27 лет. Мое тело впало в состояние шока.
Ее голос смягчился, когда она говорила:
– Я не знаю, как вы отнесетесь к этой идее, но считаю, что вам следует некоторое время принимать антидепрессанты.
Я вздрогнула от этого слова. Наверное, я несколько старомодна, никогда раньше по-настоящему не верила, что таблетки могут улучшить психическое состояние. Всегда отмахивалась от своих тревог. Однако понимала, в какое состояние отчаяния себя вогнала. Я была в депрессии. У меня не получилось бы выбраться из этой черной дыры самостоятельно, поэтому стиснула зубы и взяла рецепт.
– Препарат начнет действовать примерно через шесть недель, – сказала врач.