Среди убийц. 27 лет на страже порядка в тюрьмах с самой дурной славой

Она молила меня о защите. Разве можно было ее винить? Помимо опасности, бунты или подстрекательство к ним влекут за собой лишение свободы на срок до десяти лет. Я подтолкнула ее к двери, где находились надзирательницы, которые должны были ее задержать.

На меня плевали. Меня обзывали, пинали и били кулаками. В меня бросали горящие предметы. Я размахивала дубинкой, как световым мечом, отбрасывая летящие бутылки и банки.

Вода из луж брызгала на ноги – по крайней мере, я надеялась, что это вода. Мне было страшно представить, что еще это могло быть.

Впереди была баррикада из перевернутой мебели и матрасов, которая должна была помешать нам проникнуть внутрь и не дать заключенным, желавшим выбраться, это сделать. Суть состояла в установлении контроля на всех уровнях.

Организаторы бунта были сзади, обороняя баррикады. Нам нужно было разрушить сразу несколько завалов и прорваться через них. Мы встали в одну длинную линию, как во время схватки в регби.

– На счет три! – скомандовала старшая надзирательница. – Раз… два… три!

Мы пошли в атаку, отодвигая мебель и перебрасывая вещи из стороны в сторону.

Из черного дыма вышло много заключенных, умолявших вывести их оттуда. Мы хватали их за шкирку и толкали в сторону выхода. Нам нужно было быть жесткими: возможно, они притворялись, что их нужно спасти, чтобы нанести по нам удар. Они вполне могли быть вооружены ножами.

Мы добрались до второй баррикады, но она была высотой с целую крепость. Никто не смог бы пробраться через нее без подъемника.

Медленно отступая к выходу, мы прикрывали друг друга со спины от атак сверху или сзади. Как только вышли, я сняла шлем. Волосы прилипли ко лбу от пота. Глаза покраснели от дыма. Когда я говорила, у меня болело горло, потому что оно было раздражено от криков. Тем не менее умудрялась шутить.

– У тебя тушь потекла, дорогая, – в шутку сказала я подруге. Юмор был естественным способом успокоиться.

Во мне циркулировало столько адреналина, что не было времени на размышления. Что, если меня ударят до потери сознания/пырнут ножом/подожгут? Чувство единения грело мне душу. Мы были командой. Оказались в опасной ситуации и вышли из нее относительно невредимыми. Страх нас объединял.

Нам удалось вытащить двадцать заключенных, что не было плохим результатом, но нам оставалось эвакуировать еще две трети обитательниц корпуса.

– Готовы, девушки? – последовал приказ. Теперь у нас были подъемник и подкрепление: к нам привезли надзирательниц из другой тюрьмы. Ничто не могло нас остановить.

Мы застегнули шлемы, подняли дубинки и снова пошли в атаку.

В тот момент я поняла, что тюремная система стала для меня второй семьей. В моей жизни каждый день отличался от другого. Я приходила и уходила, сияя от радости.

37. От прошлого не убежишь

Сафрон-Уолден, Эссекс, лето 2016 года

Я шла по главной улице одного из самых живописных городков неподалеку от Лондона. Сафрон-Уолден. Мой новый дом. Новое начало. У меня перехватило дыхание.

Извилистая улица завернула за очередной угол, и взору открылось больше тюдоровских домов с деревянными балками и других исторических зданий, датируемых 1141 годом, когда город был построен вокруг замка. Кофейни, сувенирные магазины, лавки с мылом ручной работы и местными безделушками.

Я не могла дышать.

Меня окружали здоровые на вид люди, которые очень отличались от заключенных, с которыми приходилось иметь дело. Матери с детьми, пожилые люди – все заглядывали в местные магазины, а я не могла наполнить воздухом легкие.

Все смотрят на меня.

Сковало грудь. Казалось, что грудная клетка давит на легкие. Чем сильнее становилась паника, тем крепче была хватка. Закружилась голова. Не хватало кислорода. Я потеряю сознание, устрою целый спектакль.

У меня была паническая атака. Одна из многих, случившихся после моего выхода на пенсию. Только вот я этого не осознавала. Молча страдала долгие годы, стараясь справиться самостоятельно, но не достигла успеха. Раньше я никогда не терпела неудач.

Хотелось бы рассказать вам счастливую историю о том, как я радостно вышла на пенсию. В действительности мой мир рухнул.