Срез. Рассказы

…Значит, мы отличаемся только снаружи, и то несильно, как бутылки разных форм. А внутри мы – взаимозаменяемая… (забыл, забыл одно умное слово – а! вот оно) взаимозаменяемая инкарнация… Понять бы ещё – чего. То есть вот этот, например, котёнок легко мог бы оказаться… немолодым эмигрантом без особых перспектив. Приехавшим в маленькую, непонятную страну на краю земли из гораздо большей, но такой же чужой и холодной. А я – лежать больным… нет, избитым и ограбленным ментами. На лавке, на автобусной остановке у метро «Сокол». Под вечер, под обрывки разговоров беззаботных, смеющихся людей, сколько их прошло?.. Но кто-то остановился и сказал: «Вставай, брат, держись за меня. Я провожу тебя домой». И довёл до самой квартиры. Не спросив моего имени, не назвав своего… Уж не ты ли это был, Господи? Как и кому я отдам этот долг? Ещё легче представить себя живым товаром, на который всё снижают да снижают цену. А если и купят, то намного дешевле, чем ты стоишь. И от этого унижения так логично околеть, если бы не тёплое существо рядом, к которому можно прижаться. И переждать – до лучших времён.

Cамый счастливый момент в жизни

Я – человек тщеславный, более того – склонный к дешёвым эффектам. Что в мои годы выглядит как бикини на толстой попе. Долгая борьба с этим атавизмом когда-то закончилась победой. К тому времени я досыта налюбовался своей фамилией в печатных изданиях нескольких стран. Мне случалось выпивать в интимной компании трёх проректоров. У меня дом в спокойном районе, новая машина, красавица жена… Ещё бы кошку завести, но это другая тема. В общем, забота о пушистости хвоста, казалось, навсегда оставила меня в покое. Если бы не пагубное увлечение сетературой. Угодил, как в бабушкин сарай: темно, и грабли наготове.

Видимо, тщеславие – болезнь неизлечимая. Моему начальнику шестьдесят четыре года. Внушительный список его регалий засоряет десятки статей и книг. Его от этого списка должно тошнить. Но вот он издаёт очередную книгу. И вызывает меня – одарить (я там помогал кое в чём).

– Обрати внимание, – говорит, – какая шикарная полиграфия, а рецензии! Вот, прочти-ка…

Читаю. Делаю серьёзное лицо.

– М-м-м, Джеф, рецензии хороши. Особенно вот это: «выдающийся учёный современности».

Он смутился притворно:

– Ох, эти американцы, вечно они преувеличивают!

Но светится, будто китайский фонарик. Тут я вспомнил свою недавнюю победу в каком-то дурацком литконкурсе. И щенячий восторг на эту тему. Как я напился и доказывал жене, что рядом с ней – гений. Только, сказать по правде, эйфория моя была малость фальшивой. Мешало ей что-то. Да и может ли человек, которому серьёзно за, быть вполне счастливым? Целлюлит или скепсис, долги или геморрой – что-нибудь непременно лежит в противоположной чаше весов. И хорошо, если что-то одно.

А если отмотать ленту назад? – задумался я. – И отыскать хоть один подлинно счастливый эпизод в моей бестолковой жизни. Стук таможенной печати в Шереметьеве? Жалкий штампик ПМЖ рядом с элегантной визой новой родины? Не то… Дисбаланс награды и усилий. Эффект Мартина Идена – слишком трудно всё это далось. Защита и последующий банкет? Тоже нет. Помню одно желание в тот сумасшедший день – чтобы он поскорее закончился. Любовь, секс? Интересный вопрос… И вдруг! – я вспомнил этот момент. Минута абсолютного, чистого, как белый героин, ничем не омрачённого счастья. Рассказываю.

Я тогда работал в пионерлагере «Маяк». Грузчиком и радистом. Обязанности грузчика почти не утомляли. Дважды в неделю разгрузить машину. Порубить мясо. Доставить рацион на кухню. Вывезти мусорные баки. И, как бонус, – дружба с поварами. Тяжелее давалось проснуться в несусветную рань и воскликнуть по громкой связи: «С добрым утром! По лагерю “Маяк” объявляется подъём. Вожатым построить свои отряды…» Голос мой в этот час редко бывает задорным. Чаще сиплым, иногда нетрезвым. Зато потом – свобода. И как, по-вашему, двадцатилетний раздолбай будет тратить свободное время? Внимание: правильный ответ.

Мы сидели на полянке у дороги, символически прикрытые кустами, и выпивали литр водки на троих. Участвовали: мой знакомый Юра Круглый – гладкий, румяный юноша, сын поварихи из лагеря «Вымпел». И Санёк – цыганистого типа мальчик с открытой улыбкой – дружок Юры и мелкий хулиган, имеющий шансы превратиться в среднего бандюгу. Закуски было навалом: огурцы, помидоры, арбуз. А главное – ещё тёплый ломоть пирога с мясом. Работники кухни испекли его для себя, но пришлось делиться.

Разговор, помню, шёл о танцах с живой музыкой, намечавшихся в тот день в санатории «Заря». О том, как бы проникнуть туда и захватить своих дам. Через забор же они не полезут… Ещё у Санька была назначена драка с кем-то на этих танцах. И он сказал, что рассчитывает на нас с Круглым, если что. Последняя тема меня не вдохновила. Саша этот был мне никто, и подставляться за него – без надобности. И вот я думал о том, как бы сохранить и физию, и реноме. Тут Круглый говорит:

– Видите, четыре пацана идут?