Воейков снял очки, те самые, которые придавали его взгляду одновременно пугающие и необъяснимое выражение. Прямо как у Берии, иного сравнения и не привести. Он протер линзы, обдумывая ответ, как бы сомневаясь в ценности документа с печатью его департамента, которое нигде и не проходило по ведомостям.
– Разумеется, – сказал он негромко. – Вы, как и все цивилизованные люди, верите еще в силу документов. Однако, как недавно я тут услышал: «Я попрошу кое-что в ответ». Я правильно вас цитировал?
В таком ключе и проходила беседа и, поняв, что каждый останется при своих, мы условились встретиться как-нибудь в следующий раз.
В это время Орлов привлекал к работе Ромашкина, а точнее вербовал. Но тоже как-то без особого успеха. Однако все участники прекрасно понимали, что переступая порог Особой канцелярии, обратного хода к прежней жизни уже нет. Этот единственный шаг подобен метке, которая рано или поздно сыграет свою роль.
– Если говорить откровенно, – увещевал он Андрея Петровича, – ваша поездка носит скорее протокольный характер. У нас там есть надежные люди, но, согласитесь, будет правильно, если вы немного их подстрахуете.
– Извините, это каким образом подстраховать?
– Если возникнут неожиданные осложнения, мы хотели рассчитывать на вас, – подытожил Орлов. – Но будем надеяться, ничего экстраординарного ни от вас, ни от нас не потребуется. Просто вы единственный из всех известных нам достойных людей видевший в лицо помощника Смирнова.
Григорий Федорович поднялся с места и стал возиться, выдвигая ящик, задвигая его, явно что-то ища. Наконец он отыскал щепку и, подпалив ее, зажег дополнительные свечи.
– Надеюсь, женщины не слишком вам докучают, – проговорил он, тщательнее, чем обычно, выбирая слова. – Вы часто видите свою жену?
– Не так часто, как мне хотелось бы.
– В таком случае вы можете произвести на дам впечатление. Вы неплохой рассказчик и наверняка сумеете повернуть дело так, чтобы заинтригованные вами собеседницы выделили вас из всех, кто их окружает. Немного такта, немного хитрости – и они вскоре станут делиться с вами тем, чем не делятся больше ни с кем. Поймите, это все на благо Отечества…
Из кабинета Воейкова-Орлова, где последний являлся всего лишь гостем, мы вышли за четверть часа до полуночи. Я – обладателем векселей[54], а Ромашкин – добровольным помощником, о чем мы и известили друг друга.
– Ну, вот, Андрей Петрович, – сказал я, садясь в экипаж, – совсем скоро вы сможете сказать, что пришли с холода.
– Вы так сказали, словно тут теплее, чем в доме.
– «Прийти с холода», это выражение такое, идиома. От английского come in from the cold. Иными словами – оказаться в новом для себя обществе. Нелегальная работа за границей.
– Никогда бы ни подумал. Кстати, а вы не находите странным, что общение с большим количеством людей смогло привести к такому результату, который имел место быть.
– Мне кажется, – после короткого раздумья произнес я, – что это просто стечение обстоятельств. Орлов, к примеру, тоже был этим годом в Лондоне, но помощника Смирнова не видел, тот на посылках в это время бегал. Вот еще что, давайте условимся, если нам вдруг придется искать друг друга, то лучше всего оставлять послания в гостиницах до востребования, например, для князя Горохова.
– Но такого княжеского рода не существует, – удивленно проговорил Ромашкин.
– Помилуйте, да кто ж там о таком знает? Вы как-нибудь посетите Кавказ. Там в каждом ауле есть князь, который ведет свой род, если не от аргонавта Язона, так от царицы Тамары.
– Интересно, где сейчас Полушкин?
А Иван Иванович в это время уже спал в тридцати верстах от Санкт-Петербурга, в колпинском трактире, аккурат напротив пильной мельницы.