Нельма! При этом слове я вздрогнул. Нельма — это рыба номер один. Она равна по качествам каспийской белорыбице. Когда-то белорыбицу называли царской рыбой. Теперь она исчезла — слава богу, что хоть с царями вместе. Только в редчайших экземплярах она попадает в сети. Поймав пару экземпляров, обязательно самца и самку (иначе не получается), рыбаки сейчас же передают их ученым-рыбоводам, рыбоводы начинают немедленно разводить ее искусственным путем. Я искренне верю в перспективы искусственного рыборазведения и поэтому умолчу о результатах.
Как только я услышал про нельму, я сейчас же привязался к рыбаку из Ныды. Он спокойно выслушал все мои дурацкие вопросы и еще более спокойно сказал:
— Лед у нас шибко крепкий. Не пробьешь лунку, ослабнешь…
— Пробью, — пообещал я бодро.
— Валяй, попробуй, однако. — Рыбак усмехнулся. — А чем бить будешь?
— Пешней, однако, — ответил я ему в тон.
— Нет, эдак-то не пробьешь. Почему эдак? Ныне в устье Оби лед-то два, два с полтиной метра. А пешня-то метра полтора. Разве пешню подлиннее сыщешь?
Вечером поэты выступали в Доме культуры народов Севера. Народы честно слушали их и дружно хлопали, согреваясь в прохладном зале. Я стоял в проходе и выпрашивал у сторожа пожарную пешню. Самый опытный полярник, писатель Юрий Рытхэу, отвел меня в сторону и, поигрывая молнией отличной канадской куртки, с японской любезностью и сатанинским сарказмом сказал:
— Будешь приставать к людям со своей блажью — вышвырну из яранги на мороз.
Я испугался незнакомого мне в обиходе слова «яранга» и оставил мечту о рыбалке. Трудно ли убить в поэте поэта?
На рыбалку я так и не попал. Но гостеприимные геологи устроили совместно с рыбниками маленький банкет и угостили нас нельмой, сосьвинской селедкой и другими деликатесами. Поэты угостили геологов и рыбников стихами, баснями и сагами, а неизвестный автор известной песни порадовал северян любопытным сообщением о том, что он впервые увидел оленей. «Мы приехали из края верблюдов, — сказал он, — в край оленей и песцов. И я уверен, что олени и верблюды никогда не соберутся вместе… А мы собрались!» Эта мудрость, достойная Абу-Юсуф Якуб бну-Исхак аль-Кинди, настолько понравилась хозяевам, что автор ее был удостоен ценного подарка.
Подарок он нес в гостиницу за пазухой, а мы с завистью припрыгивали за ним по морозу. Подарок мурзился и дышал в узкую грудь поэта.
В номере подарок обнюхал все, что можно было обнюхать, тявкнул по-собачьи и дружелюбно подмигнул нам. Поэт с горделивой улыбкой мыкался по всей гостинице и всем сообщал, что ему подарили голубого песца. Как все скептики, я сомневался: песец был не голубым, а белым с пятном на глазу и морковным хвостом, еще не успевшим свернуться в баранку.
— Наверное, это не песец, — молвил я, — а…
Поэт одарил меня ледяным презрительным взором и обругался ямбом… Пока мы спорили, как назвать подарок, песец куда-то исчез.
Вскоре пропажу принес за шиворот жилец из соседнего номера и строго сказал:
— Завел собаку — следи! А то она мне на простыню нагадила.
После множества пререканий решено было назвать подарок Ангиной.
— Это не она, а он, — взвился поэт, — она — собака, а он — песец.
Разногласия разрешил вернувшийся поздно вечером сосед, по номеру, рыбак из Ныды. Он бесцеремонно заглянул песцу в зубы, проверяя, нет ли прикуса, затем под хвост и заключил:
— Сучка. Вырастет — будет добрая лайка. Однако вы ее испортите. Зачем собаку в номер приперли? — Он взял Ангину за пушистую спину и понес на улицу. Ангина молчала — поэт взвыл. Рыбак посмотрел на свою огромную, как лопата, ладонь, протянул ее поэту и спросил:
— Этой рукой можно печатать на машинке?
— Нет, — ответил поэт, — каждый палец будет задевать две соседние клавиши.
— Точно, — согласился рыбак. — А ты по клавише двумя кулаками стучишь. И стучи, а собак не порть. Хорошая лайка — вещь ценная.
Очутившись на морозе, Ангина довольно фыркнула, отряхнулась, улеглась на снег, и хвост ее мгновенно свернулся так, что ему мог позавидовать любой крендель.
Засыпая, поэт вздрагивал, как лошадь, всей кожей и бормотал:
— Бедная, как она там на морозе? Кутеночек… — И неожиданно спросил: — Слушай, а почему она на простыню наделала?
— По привычке, — сонно ответил рыбак, — она хоть и маленький, но северный собак. Лайка снег искала — не нашла. А простыня белая. Понял?
Ночью мне снились московские ожиревшие собачонки, похожие на сардельки в ошейнике. Они ищут траву, кусты, песок, извечный зов природы манит их в чахлые скверы, а любящие хозяева тащат их за поводки на ковры, на паркет, на цветной линолеум.
Мешок с волками
Старенький автобус, раскачиваясь на ухабах, свернул на большак и покатил, как по рельсам. Пассажиры вздохнули и, повеселев, заговорили все разом.
— Ну, сороки, отживели! Застрекотали, — сказал кто-то сзади мрачным басом, — а на кочках молчали: боялись языки прикусить. Правду про вас говорят: три — базар, четыре — ярмарка.
— Сиди уж, — ответила за всех молодая колхозница, — хлебнул с утра, так сиди молча.
Бас расстегнул стеганку и, достав мятую пачку сигарет, начал набивать трубку.