Срочно меняется квартира

— Вот еще, раскуривать здесь будешь.

— И буду!

— Не положено курить в автобусе.

— А чушек возить положено? — Под последним сиденьем автобуса лежал мешок с двумя поросятами. Бас потыкал сапогом в мешок, и поросята захрюкали.

Колхозница набросилась на обидчика, но дядя, обладавший завидным басом, спокойно сказал ей:

— Не прыгай, а то стрельнет: заряжено.

Колхозница подскочила: в углу на сиденье лежало ружье, на которое она уселась в спешке и толчее посадки.

Шофер оглянулся и притормозил:

— Э, охотник, нельзя возить оружие без чехла, тем более заряженное.

— Чего ей сделается? Такую миной противотанковой не сшевельнешь…

Пока доставали ружье, развязался мешок с поросятами. Один из них, наиболее шустрый, выскочил и бросился кому-то под ноги. Пока его ловили, уронили чей-то бидон.

Владелица поросят с трудом водворила порядок. Автобус тронулся, но здесь раздался такой визг, что все схватились за уши.

— Не иначе цопнул он твоего хрячка за бок, — озабоченно сказал бас и тоже полез под сиденье за своим мешком.

— Кто цопнул?

— Кто, кто! Тигра! Волки у меня в мешке, а ты им под нос свинину положила. — Охотник выволок здоровенный чувал. — Браток, притормози-ка, я лучше пехом пойду. Тута мне недалеко. С этими бабами морока одна ездить.

К удивлению всего автобуса, в мешке у охотника действительно что-то мурзилось и подвывало.

Я сошел вместе с басом. Он положил мешок на землю, раскурил наконец свою трубку, сердито сказал вдогонку автобусу:

— А то на нее пахнет! Мужика своего регулируй! А я на свои пью…

Шагов сто прошли молча. Потом охотник снял мешок с плеча.

— Тяжелые, холера их возьми.

— С чем у тебя мешок-то?

— С чем, с чем! С попугаями, что ль? Говорю, с волками. Чего уставился? Волк же — это самая доходная статья. А то я буду с сайгаком возиться. Там в промхоз на одни взятки не отработаешь. Я в прошлом годе десять шкур волчьих сдал — и гони пятьсот монет новыми.

Мне вспомнился плакат: «Охотник! Волк — бич животноводства». На плакате гусарского вида охотник палит в удирающего волка. Из стволов — огонь, а внизу — заманчивые слова: «За каждого уничтоженного хищника — премия 50 руб».

— Да, но десять волков тоже добыть нелегко?

— А то легко? Шастаешь, шастаешь по пескам-то, все кучугур, все бугры и логова излазаешь.

— И помногу стреляете?

— Ну, напасешься ли их, волков-то? Разводить надо. Выследишь выводок — половину сдашь, половину подкормишь, да и прешь на себе обратно в степь, для развода. Теперь, как это говорят: «Всякое производство требует воспроизводства». А как же? Зато заработок твердый, постоянный. А ты куда? Рыбарить, ишто ль?

— Да, хочу в озерах поудить.

— Зря.

— Почему?

— Обсохли все озера. Половодье-то нынче какое? Воды мало было. Не залило озера. Ты в Поганое ступай. Там хоть и воды лягушке по колено, но там уток наловишь. На прошлой неделе один такой же, как ты, городской, пришел, за час пяток уток домашних в мешок сложил — и айда!

— Чем же он ловил?

— А вот удочкой, вроде твоей: бамбук с катушкой. Ловкий, стервец. Грузок потяжельше приладил, как смыканет — за что попало уток таскал: какую за хвост, какую за крыло. Он же, якорек-то, не разбирает, во что вонзается.

— Но это бандитизм! Разбой!

— Разбой, да и с мясом! А ты пустой уйдешь. Ну, некогда мне с тобой. Валяй!

Взвалив мешок с волчатами, охотник вразвалку пошагал в степь, а я остался в раздумье.

Действительно, надежды на успех было мало. Здесь, в Аксарайских степях, мог надеяться на порядочную рыбалку только человек, отлично знающий повадки рыбы. Именно таким человеком я и считаю себя.

Как-то я набрел на озеро, где воды было так мало, что здоровенные лини и караси лежали на боку. Их можно было ловить шапкой, авоськой или просто руками. Твердо памятуя, что ни в одном законе или правиле рыболовства не сказано, что ловить рыбу в морях, океанах или отшнурованных водоемах с помощью рук и зубов категорически запрещается, я приступил к лову руками. Авоська — это орудие. А добыча рыбы с помощью незаконных орудий лова — преступление. А руки — это орудие законное. Вот я и ловил.

Первое озеро, до которого я дошел, повергло меня в уныние. Воды в нем не было вообще. Жирный ил, по густоте своей напоминавший довоенную сметану, начал высыхать, и дно озера трескалось от жары.

Следующее озеро вообще было как паркет. Соляная рапа сверкала на солнце.

Что поделаешь? Когда на уху нет рыбы, еще как-то можно выйти из положения. А вот когда для ухи и воды нет, тут загрустишь.

Я грустил с час, ожидая обратного автобуса. Задремал. И не заметил, как позади кто-то знакомым басом гаркнул:

— Клюет!

Передо мной стоял охотник и, хитро сощурив глаз, глядел на пересохшее озеро.

— Ну как?

— Сам видишь, — огрызнулся я.

— Вижу, — сказал бас и развернул мешок. — Снимай штаны.

— Зачем?

— Снимай. Сейчас мешок рыбы накидаем! Из-под земли достану, а пустой не уйду. Лопата есть?

— Нет у меня лопаты. Что я псих — с лопатой на рыбалку ездить?

— То-то и есть, что псих! В этих местах без лопаты рыбку не выудишь.

Я отвернулся. Этот старый болтун раздражал меня.

— А топорик есть? Давай топорик.