Срочно меняется квартира

— Эх, Антоша, — капитан долго смотрел на потухшую сигарету и зло сунул ее в пепельницу, точнее, в консервную банку. — Промразведка знаешь, как свои сводки составляет? Сидят они на переговорах, подслушивают, кто, где и как ловит. Потом ставят крестики и нолики на карте, изучают, обобщают, пот со лба утирают, пару фраз общественного звучания добавят и нам же наши же данные сообщают.

— Знамо дело, — улыбнулся боцман, — поэтому и данные верные, поэтому и верить надо.

— Вчера запись какая была? Люкс! А брали?

— Так луна мешает.

— То-то! Давай севернее проскочим, пошарим у той баночки.

— Так и там луна. Мы, бывало, у Шикотана, на сайре…

— Ты мне сайрой душу не терзай…

Крым, слушая этот диалог, подумал, а не слишком ли вольно боцман дает советы? И совсем уж удивился, когда он категорично отрубил:

— Нет, капитан-директор, скакать не будем. Ты иди с богом на переговоры, утешай начальство, а я у этого свала пошарю, поищу. Найду запись получше, хобот за борт — и пусть хрюкает. Ящиков триста за ночь наберем…

— Ну, валяй, — согласился капитан, — ищи. Тебе виднее…

До полуночи рыба шла плохо. «Орлан» перебегал с места на место, ложился в дрейф, но рыбы не нашел. Соответственно улову был и энтузиазм команды. Митя Пуд ползал, как сонная муха. Ваня Шамран, обычно подвижный и моторный, тоже дремал на ходу, Ляля Черная не столько работал, сколько мешал, и даже боцман смотрел на это равнодушно. Он то и дело поднимался наверх к прибору, но и без эхолота было ясно — рыбы нет.

Так тянулось часа четыре. «Орлан» переходил с места на место, таская за собой на плаву длинный, стометровый хвост шланга с залавливающим устройством, смахивающим на воронку. Боцман, знаток и провидец, которому капитан доверял, как самому себе, торчал перед эхолотом, Крым злился, меняя курсы, Митя откровенно дрых, подстелив фуфайку, капитан отсутствовал, будто его дело не касалось, но рыба не шла.

Часам к двум ночи набежали тучи. Небо помрачнело, нагло сиявшая луна спряталась за тучи, и боцман, нащупав приличную запись, в который раз подал команду: «Отдать якорь!»

Первым опомнился от спячки Шамран. Он стоял у лотка рыбососа, и когда килька посыпалась, как из бочки, он стал зашиваться. Шамран прикрикнул на Лялю, Ляля растолкал Митю, Митя забегал с ящиками к бункеру, вываливая кильку на транспортер, который доставлял ее в трюм, на морозку.

— Пошла, ребятки, пошла, — крикнул Шамран, — боцман, буди подвахтенных.

— Вах! — возбужденно восклицал Ляля, — как говорил мой дед? Мой дед говорил: «Салам алейкум!» И ему отвечали: «Алейкум салам!» А внук деда говорит: «Стакан налей, кум!» И всегда пожалуйста ему отвечают: «Налей, кум, стакан!»

Когда капитан-директор вышел на палубу, наступило время великого стозвона — рыба плыла по лотку рекой. Крым, еще недавно позевывающий у компаса и норовивший лишний раз перекурить, носился с ящиками и орал громче всех:

— А что? Надо — значит, надо! Митя, проснись и пой, летая птицей. Работай, как учат: просто, ритмично, легко и весело! Надо, Митя, надо!

— Иди ты, брехло! — беззлобно отзывался Митя. — Ты сам работай больше, а то визжишь только!

— Я — брехло?! Ребята, за что он меня так? Я же при исполнении обязанностей. Я направляю, призываю и мобилизую вас личным примером…

Крым вскочил на металлический планширь, что было небезопасно при качке судна, и, балансируя на борту, выколачивал каблуками чечетку.

— Слезь, дурак! — приказал Шамран, — уронишься и утонешь. Сапоги выплывут, а сам на дно пойдешь.

— Я неутопаемый, — кричал Крым еще громче. — Шевелись! Люди-кони! Кони-звери!

Килька шла сияющим потоком. Выхваченная из зеленой, просвеченной лампами глубины, она переливалась самыми тончайшими оттенками перламутра. Рыба сыпалась в ящики, подпрыгивая и перевертываясь, искрясь и сверкая на лету, — будто ей тоже было очень весело.

— Килька и та пляшет, — восклицал Ляля. — Давай, люди-кони!

Боцман подошел и сказал Крыму, как в лоб выстрелил:

— Застебнись! Иди в трюм, там люди зашиваются, а ты пляшешь, клоун.

Но задор Крыма сделал свое дело — расшевелил всю команду. Ребята действительно работали слаженно, будто все их движения и действия были заранее согласованы. Ящики мелькали в руках парней, усталости они пока еще не испытывали.

Капитан с боцманом натянули фуфайки и пошли в морозильное отделение, где работали так же дружно. Впереди их, накинув фуфайку, прогрохотал каблуками Крым. Что там ни говори, но он был артельным парнем и азартным в работе, но в отличие от Мити и Шамрана, наплясавшись и наоравшись, он быстрее выдыхался. Или, как говорил боцман, у него весь пар в гудок уходил.

Ляля, подтаскивая ящики к бункеру, похвалялся:

— Вах! Какой рыба! Восторг — не рыба! Почти вся анчоусная, лупоглазки совсем нет. Это не рыба, это гидробарашек! — Ляля тоже был увлечен работой и старался во всю мочь.

Вышел на палубу и кок Артемыч. Он притащил бачок компота и самодельные галеты, сварганенные из лапши. Румяные, малость подслащенные, они весело захрустели на зубах у парней.