Срубить дерево

– И свои радикальные взгляды тоже не высказывай, – добавил отец. – Насчет того, что люди носят мотокостюмы, потому что стыдятся тел, которые даровал им Господь.

– Ты ведь знаешь, папа, я давно уже об этом не говорю.

С тех пор как мистер Заднимост похлопал ее по багажнику на рождественском корпоративе. Она возмутилась, а он сказал: «Ну так заройся в свои книжки и сиди там, отсталая».

– Хотя, может, не так уж и давно…

Гарри Домкрат приехал ровно в восемь, и Арабелла тут же выкатила навстречу. Бок о бок они проследовали по Асфальтовому бульвару и оставили город позади. Ночь была чудесная: зима оставила весне ровно столько холодка, чтобы посеребрить месяц и до блеска отполировать звезды.

Кинотеатр был битком набит. Они нашли два места сзади, на опушке рощицы, и припарковались там крыло к крылу. Рука Гарри легла на ее шасси и двинулась вокруг талии чуть выше раздвоенного хвоста. Арабелла отпрянула было, но вспомнила мистера Заднимоста, прикусила губу и попыталась сосредоточиться на том, что показывают.

Фильм был про отставного фабриканта вермишели, жившего в съемном гараже. Двух своих неблагодарных дочек он обожал, поклонялся бетону, по которому они ездили, и делал все, чтобы обеспечить им роскошную жизнь, а себе во всем отказывал и носил такие костюмы, что впору в утиль сдавать. В том же гараже проживал молодой студент-инженер по имени Растиньяк, стремившийся проникнуть в высшие эшелоны общества и приобрести состояние. Для начала он купил себе на сестрины деньги новый кабриолет-«вашингтон» и разжился через богатую кузину приглашением на дебютный бал дочери дилера. Потом встретил одну из дочек вермишельщика и…

Тут Арабелла отвлеклась. Рука Гарри переместилась с талии на фары и внимательно их исследовала. Арабелла невольно напряглась и взмолилась шепотом:

– Не надо! Пожалуйста!

Он убрал руку.

– Давай тогда после кино?

– Да, хорошо…

– Я знаю одно классное местечко в горах, ты как?

– Ладно…

Арабелла поправила фары и стала досматривать фильм, только это плохо у нее получалось. Она пыталась найти какой-нибудь предлог, чтобы не ехать в горы, но так ничего и не придумала. Сеанс кончился, и она покорно покатила с Гарри сперва по бульвару, потом по проселку.

Дорога шла мимо местной нудистской резервации. Сквозь колючую проволоку под током мерцали огоньки хижин. Самих нудистов не было видно, но Арабеллу все равно пронимала дрожь. Раньше она им даже сочувствовала, но после инцидента с мистером Заднимостом прониклась к ним отвращением. Большой Джим, по ее мнению, относился к ним чересчур снисходительно; быть может, он надеялся, что кто-то из них раскается и попросит отпущения грехов… пока, правда, ни один не просил.

Гарри молчал, но она чувствовала, что и ему эти отщепенцы противны. Хотя его отвращение проистекало из другого источника, Арабелла на миг ощутила товарищескую близость к нему. Может, он не такой уж плохой. Может, его, как и ее, сбивает с толку современный моральный кодекс: такие-то правила для одних обстоятельств и диаметрально противоположные для других. Все может быть.

Где-то в миле за резервацией Гарри свернул на узкую дорогу в гуще дубов и кленов. Она привела их на большую поляну. Припарковавшись рядом с Гарри под большим дубом, Арабелла тут же пожалела об этом: его рука вновь неумолимо двинулась от шасси к фарам.

– Не надо! – страдальчески вскрикнула девушка.

– Что значит «не надо»? – Его шасси плотно прижалось к ее, пальцы шарили по фарам. Она умудрилась откатиться и поехала прочь с поляны, но он подрезал ее и начал теснить в кювет.

– Пожалуйста!

Он не обращал на ее мольбы никакого внимания. Арабелла инстинктивно дала задний ход; ее правое переднее колесо оторвалось от земли, шасси перекосилось, цилиндр слетел с головы и укатился в чащу, правое крыло смялось о дерево. Гарри сорвался с места, и его задние огни скрылись во мраке.

Трещали древесные лягушки, кузнечики и сверчки. Издали доносился шум Асфальтового бульвара. Ко всему этому примешивались рыдания; постепенно они затихли, но Арабелла знала, что эта рана не заживет никогда, как и травма, нанесенная ей мистером Заднимостом. Она нашла свой цилиндр и выбралась на дорогу. Цилиндр помялся, его бирюзовую гладь прочертила царапина. Арабелла водрузила его на место, и по щеке ее скатилась слеза.

Цилиндр – еще полбеды: что ей делать с помятым крылом? Нельзя же являться утром на работу в таком неприбранном виде. Кто-нибудь непременно заявит Большому Джиму, и он узнает, что все эти годы она втайне нарушала его волю, имея один-единственный мотокостюм, хотя он ясно дал понять, что у каждого индивида должно быть не меньше двух. Что, если он отберет у нее права и отправит ее в нудистскую резервацию? Едва ли, не так уж тяжко она согрешила – но одна мысль об этом наполняла Арабеллу стыдом.

Кроме Большого Джима, есть еще и родители. Как быть с ними? Арабелла наперед знала, что они скажут, когда она спустится к завтраку. Отец: «Так. Сломала уже». Мать: «У меня были сотни костюмов, и я ни одного не сломала, а ты после единственного выезда…»