Срыв

– Не забуду я тебя, точно говорю!

– Это каждый говорит. Да и ты, поди, не одной вечную память обещал. Так что давай-ка, помоги мне лучше чемодан из-под сиденья достать, а то станцию проболтаем.

Как бы торопя время, он помог ей достать чемодан, проводил на перрон.

* * *

Вернувшись в купе, он осознал, что уже больше не тот, каким был несколько часов тому назад. Он сел у окна и увидел уплывающий город. В этом городе остался человек, с которым всего на полтора часа свела его судьба. А, может, и не судьба? Может быть, Бог? Только подвёл Его слуга, не выполнил задания… Даже больше – согрешил. Казалось, он слышит дикий хохот сатаны, доносящийся из преисподней. А, может быть, даже не Бог, а сатана подстроил ему эту встречу? Посмотри, дескать, слуга Бога, на что ты способен!

Вообще-то ему было совершенно ясно, что он сделал. И он ощущал теперь последствия случившегося. Слишком близко подошёл к обрыву и сорвался.

Проповедуя неоднократно об отречении Петра, он любил расписывать его внутреннее состояние после грехопадения, всю глубину его отчаяния. Особый акцент он ставил на пробуждённой совести ученика Христа. Он подчёркивал, что сатана, сделав своё дело, покидает человека. Оставляет его один на один со случившимся, с совестью, и только с усмешкой, со стороны, как бы наслаждаясь делом своих рук, наблюдает за ним. Он любил говорить о раскаянии, о слезах будущего апостола. Но думал ли он, что сам попадёт в такую же ситуацию, сам поддастся на вековечный трюк врага, сам когда-то будет чувствовать на себе этот усмехающийся взгляд?

До него начал доходить весь ужас содеянного. Ему стало душно, дыхание участилось, сердце билось у самого горла. Казалось, в него вселилось нечто инородное, крайне неприятное. На теле выступил пот. Он встал и выглянул в коридор вагона. Там никого не было. Осторожно, точно боясь быть замеченным, он прошёл в туалет, помыл руки и лицо холодной водой. Немного полегчало. Потом прилёг, но желанного покоя ему это не принесло.

Библия, может быть, она принесёт ему облегчение… Кольнула совесть – почему этого раньше не сделал? Позабыл? Или не хотел?

Лихорадочно листая, он начал искать те места, в которых речь шла о блуде и прелюбодеянии. Каждый текст из Слова Божия обжигал его, как раскалённый металл. Но тут же он пытался оправдать себя: «Тут речь идёт о блудницах. Но Светлана ведь не блудница, не проститутка. Это честная, несчастная женщина… Хотя, кто знает, слишком уж быстро всё получилось… Но ведь я не искал, в первую очередь, своего удовольствия, я ведь только пытался утешить её и зашёл слишком далеко. Может быть, Бог поймёт меня?»

Пустые отговорки. Слово Бога жгло его, он изворачивался, как уж, но знал, что приговор Бога однозначен. Грех есть грех. Богу понимать нечего, потому что и так всё ясно.

Потом он начал молиться. Но слова молитвы казались ему бессильными и бездейственными. Ему казалось, что сатана громким смехом заглушает его молитву, а Бог смотрит совершенно в другую сторону, не дозваться до Него. Бог ничего не хочет знать о нём. Он донельзя разочарован поступком Своего слуги.

Слезы текли по его лицу, рыдания становились всё громче. Он не задумывался о том, что в соседнем купе его могут услышать и сейчас, может быть, кто-то зайдёт. Боль его души была такой сильной, что заглушала все доводы рассудка.

Рыдая, он обращался то к Богу, то к своей жене. Он вдруг почувствовал, что любовь к ней всколыхнулась в его груди с новой, необыкновенной силой. Уж она-то этого не заслужила. Ни слова упрёка, когда в очередной раз приходилось ей паковать его чемодан. Приветливое лицо, накрытый стол, когда он возвращался из поездок. Часами могла она слушать его рассказы о людях, с которыми ему приходилось встречаться, ни словом не заикаясь о собственных житейских проблемах. А ведь на её руках оставались дети и хозяйство. Не раз он спрашивал себя, как же она, при его скудном пасторском жаловании и самодурстве рыночных цен, умудряется сводить концы с концами, и никогда не находил ответа. В доме всегда всё было в порядке и даже в изобилии. И для гостей находилось место в их доме. Предал он её, подло предал!

Он достал из кармана бумажник, раскрыл его и достал фотокарточку жены. Однажды пастор-иностранец подарил ему этот бумажник, внутри которого была рамка, и иностранец велел обязательно вставить в неё фотографию жены и почаще любоваться ею. «Со стороны можно подумать, что все вы бессемейные – всегда путешествуете без жён. Нехорошо это, носи хотя бы фотографию жены при себе», – сказал он тогда.