США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Весть о смерти Боливара пришла в Северную Америку через Ямайку Корабль, шедший оттуда в виргинский порт Норфолк, принес официальное сообщение от 21 декабря о смерти Освободителя[1469]. Отдельные издания опубликуют потом его завещание[1470]. Вот и все, ни комментариев, ни некрологов. В этом равнодушии были едины как джексоновский “U.S. Telegraph”, так и вигский “National Intelligencer”. Некоторые газеты, например, бостонский “Columbian Centinel”, вообще не объявили о смерти Боливара. В то время североамериканцам было не до событий в мире – в стране уже запахло нуллификационным кризисом.

Достойным исключением среди газетных редакторов стал Найлс, написавший, видимо, единственный в североамериканской прессе некролог Освободителю:

Время для оценки поведения и характера Симона Боливара еще не пришло. Очевидно, что он обладал личным мужеством и непобедимым упорством; до недавнего времени все люди, казалось, считали, что он торжественно служит свободе и правам человека. Некоторые из его поступков виделись нам, на таком огромном отдалении от сцены действия, странными, – многие боялись, что он стремится к власти сюзерена и короне. Мы считаем, впрочем, крайне вероятным, что все то, что казалось нам наиболее спорным (objectionable), могло быть итогом необходимости. Мы полностью убеждены, что народ новых южных государств не готов к свободной представительной власти – генералы там всё, а люди – не больше, чем пушечное мясо (fighting-machines) в руках вождей; ограничить последних и принести мир жителям Колумбии было, без сомнения, драгоценной мечтой Боливара – и он, вероятно, разумно полагал, что эти цели не могут быть достигнуты без учреждения сильного правительства, так как моральная власть, которой давно славятся Соединенные Штаты, едва ли ощутима среди смешанных и невежественных рас, составляющих население новых государств. Заслуги (value) Боливара можно будет лучше оценить по ходу событий, которые последуют после его смерти[1471].

Ни среди многих десятков тостов на праздновании 4 июля 1831 г., ни, скажем, в праздничной редакционной статье в “National Intelligencer”, упоминания о внешних делах почти полностью отсутствуют. Кому была теперь интересна мировая политика, когда народное внимание было приковано к раздиравшим Север и Юг спорам о тарифе! Разве что в Вашингтоне один из присутствующих вспомнил о новом фаворите либерального мира – на сей раз внимание пламенных республиканцев привлекла восставшая против России Польша[1472]. 7 июля столица узнает о смерти другого героя нашей истории, Джеймса Монро, – подобно Джефферсону и Адамсу, он умер в День независимости. Трагедия Латинской Америки и ее Освободителя к тому времени уже перестала волновать северного соседа.