Сшитое лицо

Бэркэ выделили часть амбара, выстроенного для хранения шкур домашнего скота и различной утвари. Его построили этой весной и брёвна белели свежим выструганным деревом с выступившей на нем смолой. Пахло свежей древесиной и недавно выдубленными коровьими и конскими шкурами. На одной из них, расстеленной на сколоченном у стены топчане, уложили раненого. Прошло около недели, и Бэркэ, пролежавший первые дни, не вставая, постепенно приходил в себя. Стрела Ичин попала выше ключицы, не задев сердце и легкие. Нож шитолицего так же не сильно повредил. Помощник Октая, Лючю, искусно вытащил стрелу и лечил раненого всевозможными отварами трав, и припарками с вонючим запахом, состава которых Бэркэ не знал. Впрочем, Лючю относился к больному с таким старанием и усердием, что Бэркэ полностью доверился этому немногословному опытному старику. Он чем-то походил на Килтыроя, выходившего его в прошлом году. Нога постепенно заживала, и лишь изредка болезненно ныла. Мелкие порезы на теле были умело зашиты. В один из тёплых дней наступившей осени, выбравшись на улицу, Бэркэ сидел на завалинке, греясь в лучах осеннего солнца. Бабье лето на удивление затянулось, стояла тихая солнечная погода. Молодой спаситель ещё не видел Айыыну и, расспросив Лючю, узнал, что та в первые дни слегла и долгое время была в беспамятстве. Нервное напряжение, которое она пережила, сильно подорвало её силы.

– Но она постепенно идёт на поправку… Время лечит, – сообщил ему услужливый Лючю.

Бэркэ, каждое утро, осторожно ступая на повреждённую ногу выходил на улицу и садился возле своего амбара. В надежде увидеть Айыыну, он часами наблюдал за становищем Октая, за занятыми своей работой, снующими по всей округе его работниками. Но девушка не появлялась. Он, большую часть жизни проживший в уединении, поначалу не мог привыкнуть к такому большому скоплению людей, и чужался всего. Приехавшие люди Сеттыя, – отца Долгоона, заполонили округу, расставив свои легко возводимые юрты – урасы. Амбар, в котором жил Бэркэ, находился в некотором отдалении от основных строений, и он был несказанно рад своему частичному уединению. Повязка, которой он прикрывал лицо, была давно утеряна, и он, стесняясь людей и снующих по двору девок-работниц, старался меньше показываться на глаза. Мучаясь в догадках по поводу того, как чувствует себя Айыына, он при каждой встрече расспрашивал о ней Лючю. Пару раз он порывался пойти к ней, но что-то сдерживало его. В один из дней, после полудня, к нему неожиданно зашёл Долгоон. Быстрым шагом подойдя к топчану, он плюхнулся грузным телом на нары – так, что те жалобно заскрипели.

– Хайя? Ну что догор-друг? Вижу, поправляешься! Молодец! – быстро проговорил Долгоон, с важным видом похлопав Бэркэ по плечу, и оглядывая стены его скромного жилья. Бэркэ заметил что Долгоон стараясь не встретиться с ним взглядом, отводит глаза.

– Как тебя лечат? Хорошо? Я наказал Лючю, что бы он не отходил от тебя. Если будет плохо лечить – мне сразу скажи! Уж я постараюсь! Да, кстати! Пойдём-ка выйдем, – Долгоон, едва присев, тут же вскочил и торопливо направился к выходу. – Пойдём, пойдём. Я обещал тебе, что вознагражу? Вот! Обещание держу! Иди посмотри…

Бэркэ, недоумевая, растерянно доковылял до двери, и вышел наружу вслед за ним.

– Вот! Держи! – Долгоон, потянув за удила, подтолкнул к опешившему Бэркэ лохматого саврасого жеребца. Затем, торопливо всучив поводья ему в руки, поглаживая и похлопывая животное по крупу, обошёл его вокруг. – Вот… Хороший жеребчик, сам выбирал. Сильный, послушный. Что ещё надо? Держи. Теперь он твой.

Бэркэ, с опаской держа поводья, настороженно смотрел на коня, не зная как быть.

– Спасибо… Только зачем он мне? Не надо, может… – робея, проговорил он.

– Бери, бери! Ты помог мне! Я обещал тебе! Вот, пользуйся, – быстро заговорил Долгоон.

– Да я… Это… Не умею, – запротестовал Бэркэ, протягивая поводья обратно.

– Нет, нет, бери он твой.

– Как на нем ездить? Ухаживать как за ним? Спасибо, но… – Бэркэ смущенно попробовал отдать поводья обратно, но Долгоон вскинул руки в протесте.

– Нет! Нет! Он твой! Это подарок. Ты заслужил его. Он пригодится тебе, бери, бери…

Долгоон, не встречаясь взглядом с Бэркэ, начал отступать.

– Ну, все, мне пора… Дела. Дела ждут. И это… – Долгоон вдруг остановившись и потупив голову, торопливо вернулся обратно. Он подойдя к Бэркэ, положил ему на плечо свою ладонь и, морщась, быстро проговорил. – Послушай Бэркэ, мы же друзья. Это, ты не говори никому… Тогда, в лесу… Я наговорил там лишнего, малость струхнул. С кем не бывает? Да? Ну, мы же мужчины… Друг друга всегда поймём, поддержим, да? Зачем женщинам знать наши разговоры, да?

Бэркэ, пожав плечами, шмыгнул носом.

– Ну вот и договорились! – Долгоон обрадованно пожал ему плечо и заспешил прочь, то и дело останавливаясь и оборачиваясь. – Ты молодец! Бэркэ, это хороший конь! Ты заслужил его! Давай, выздоравливай! Увидимся!