Сшитое сердце

Летом Клара мылась и одевалась до того, как мы встанем, зимой – уже после того, как я уходила в школу. В дни, близкие к солнцестоянию или дождливые, случалось, что от солнца исходило слишком мало света, чтобы выманить ее из дома, и тогда она играла с подаренным ей Мартирио карманным зеркальцем. Собственное отражение ее не интересовало, я даже не уверена, что она хоть раз его заметила. Она любила свет, который ей удавалось сосредоточить в серебристом кружке и отослать на стены комнаты.

Может быть, она и Пьера не разглядела, а только его золотые пуговицы.

Они встретили ее за поворотом ведущей к плацдарму дороги – безупречным золотым строем, множащим солнце. Его там было так много, что она, очарованная, забыла о своем неизменном пути на запад и дальше не пошла. Она поочередно трогала крохотные светила, и молодой офицер, покоренный лучезарным видением, не шевелился из страха, как бы оно не растаяло. Он наслаждался этим мгновением. Никогда он среди бела дня не видел так близко молодой женщины. В конце концов она подняла соломенные глаза на венчавшее все эти сверкающие кружочки красивое лицо и улыбнулась белокурому офицеру. Ободренный этой улыбкой Пьер осмелился задать ей вопрос. Она назвала ему свое имя, как делятся заклинанием, потом погладила его по голове и взяла за руку с непосредственностью, еще добавлявшей ей очарования. Он молча позволил увести его на площадь, откуда ей нравилось любоваться закатом.

Мартирио и Анхела не могли опомниться, увидев сестру рука об руку с незнакомцем. Поскольку солнце уже коснулось горизонта, а Клара не выпускала руки своего поклонника, тот проводил до дома всю троицу. Они долго шли, а Пьер все не замечал, что наша сестра уснула. Он и отнес в дом наш маленький светоч, когда Клара рухнула на пороге красной пустыни.

Двор наш показался ему очень убогим, Мартирио – очень неприветливой, а его чувство к этой уснувшей девушке – очень сильным. Ему мнилось, что он очутился в сказке, и он постарался припомнить сказки, что читала ему мать. И тогда он, приосанившись, вежливо представился Аните, затем поцеловал ей руку и откланялся.

Несколько дней спустя все мужчины нашего двора плакали: Пьер попросил руки той, вокруг которой вращались все их грезы, и ему не отказали. Мы так и не узнали, кто из них попытался принести в жертву Клару, но перед самой помолвкой кто-то поджег подол ее платья, когда она, по своему обыкновению, неподвижно стояла посреди двора, и глаза ее были полны солнца. Невероятной силы порыв юго-восточного ветра внезапно принес из пустыни столько песка, что лучезарная девушка вообще ничего не заметила. Наполовину занесенные песком ноги и мелкие песчинки, прилипшие к ее лицу и рукам, придавали ей сходство с незавершенной статуей.

Порядок вещей был нарушен. Анхела и Мартирио должны были покинуть дом раньше Клары. Анхела, обручившаяся со своей черной птицей и смирившаяся со своим некрасивым лицом и слишком круглыми глазами, не расстраивалась из-за того, что она перестарок, но Мартирио восстала против этого стремительного брака неизвестно с кем. Хотя мир тех, кто носит штаны, никогда ее не привлекал, однако отнять у нее сестру означало обречь ее скитаться в потемках. Она противилась свадьбе с яростью, какой за ней прежде не знали, а поняв, что ничему помешать не сможет, что Клара от нее ускользнет, что доводы, которыми она пыталась разрушить помолвку, бессильны и только смешат старших сестер, она устроила так, чтобы встретить Пьера, когда тот шел через красную пустыню, и поговорить с ним наедине.

– Так, значит, ты женишься на идиотке, которая любит только то, что блестит? – насмешливо спросила она. – В день, когда ты расстанешься со своим костюмом и золотыми пуговицами, она от тебя отвернется. Как ты собираешься жить с дурочкой, которая засыпает, едва стемнеет?

– Я заметил странности твоей сестры в первую же нашу встречу. А что касается пуговиц – если надо, я пришью их прямо к коже, я готов на все ради того, чтобы ее удержать и чтобы затмить солнце, которое ее околдовало. Но нескольких пуговиц было бы недостаточно. Ты видела, как она на меня смотрит? Она любит меня так, как никто и никогда меня не любил. Клара не идиотка. Она – сама поэзия. Знаешь, я ведь тоже ночь терпеть не могу. Она всегда меня пугала. И мне не жаль будет, если из моей жизни исчезнут луна и звезды. Я усвою привычки жены и тоже буду вставать на рассвете, чтобы подольше любоваться ее лучистыми глазами.

– Я уже один раз умерла ради нее.

– Пока я буду жить в городе, ты сможешь, если захочешь, видеться с ней каждый день. Я не собираюсь отрывать ее от семьи.

– Ты даже по-испански не говоришь!

– Я быстро учусь. Послушай, я поговорю с тобой, как брат. Знаешь ли ты, что тоже могла бы быть красивой, что твоему лицу недостает лишь улыбки, чтобы сделаться обворожительным? Со всей этой тенью, которой ты себя окутываешь, и с твоими холодными глазами ты кажешься негативом Клары. Найди себе мужа, который любит ночь, и оставь в покое сестру!

– Я не умею улыбаться, а мои губы отравлены! – прокричала Мартирио и побежала к воротам.