Сшитое сердце

– Это еще не все. Воспоминание о резне, страх, страдания, боль и прячущееся во тьме чудовище – все это мешается с воспоминаниями о Сантавеле. А эти молитвы так меня изнуряют… Прошлой ночью я видела, как нечто потустороннее склонилось над нами, я видела, как мертвые ласкали живых. Я боюсь уснуть, Бланка, боюсь снов. Мне все время снится лицо, которое я сшила. Мне кажется, сшивая его, я соединила края двух миров. Смерть рыщет вокруг нас.

Завывания горы

Раны Сальвадора не воспалились, ни одна муха их не тронула, и уже на следующее утро лицо было не таким распухшим.

Прочитав свои молитвы у изголовья каталонца, Фраскита склонилась над перекроенным ее стараниями неподвижным лицом. Глаза были закрыты – похоже, раненый спал. Она с удовлетворением разглядывала свое творение. Приятно было видеть, что раны подсыхают, затягиваются корочками, спадает отек. Черты уже становились узнаваемыми. “Они такие красивые, когда спят”, – подумала она, возвращаясь к Бланке, стоявшей у входа в большую пещеру.

– Мужчины все провоняли так, что и бояться уже забываешь! – сказала повитуха, вытаскивая наружу загаженные одеяла. – Со вчерашнего дня ходят под себя. Я все углы обшарила, искала, во что их переодеть, но эти парни тут, похоже, мылись, не раздеваясь. Ничего не нашла, вот и стираю, что могу. Хорошая новость: двое уже на ногах. Но они недостаточно окрепли и не смогут вынести наружу своих товарищей. Что же касается трупов, их здесь больше нет, об этом позаботился Эухенио. Ему не удалось взвалить их на своего коня, и он позаимствовал твою тележку. Но мертвяки пахли не так сильно, как живые, даже дующий из глубины пещеры ветер не может разогнать эту вонь.

– Я не знаю молитвы, которая помешала бы им смердеть. Придется нам к этому привыкнуть, – ответила моя мать, не замечая, что улыбается.

– Улыбаешься? Тогда не входи туда, не то быстро загрустишь! Займись сначала теми двумя, что выползли наружу. Может, подцепят от тебя чуток твоей веселости. А меня тошнит при одной мысли, что надо возвращаться в эту дыру. Хоть бы Мануэль поскорее вернулся!

Решено было, что старая повитуха спустится в селение вместе с Кларой – несмотря на возражения врачевателя, упиравшего на то, что внизу девочке грозит опасность. По его словам, болезни доберутся до деревни скорее, чем войска, зараза слетится на место побоища подобно стервятникам и продолжит бойню, забирая в первую очередь самых молодых. Для того чтобы этого избежать, он и избавился уже от трех покойников.

– Среди этих камней их не похоронить! – вздохнул он. – Так что я просто оставил их внизу. И даже не поленился сложить костер! Жду, пока они все помрут, чтобы запалить его.

– Устроишь иллюминацию, и войска явятся сюда, как только займут деревню. Ты нашел способ сделать так, чтобы мертвые выдали живых! – проворчала Бланка.

– Теперь меня попрекают за мою доброту! – притворно пожаловался врачеватель.

Фраскита пристально посмотрела на него и повела в воздухе руками, надеясь напугать. Он тут же прекратил представление и ретировался, сославшись на дела. Возможно, этот человек, которого она взмахом рук может обратить в бегство, не так уж и опасен. Он боится войны, молитв и теней, убивает самых слабых и всегда на стороне победителей.

Мануэль появился в лагере один, никто не смог его сопровождать. Хуан сломал ногу, когда балкон мэрии обрушился, другие отправились рассказывать о победе народа над угнетателями, и он решил, что лучше не показывать никому из деревенских, где находится лагерь.

– Теперь их уже от храбрости не распирает, – вздыхал он. – Ходят, втянув головы, ждут удара, как собака, с перепугу цапнувшая хозяина. Ружья берут с неохотой и страхом. Песня могла бы их встряхнуть. Не хочешь отпустить с нами твою девочку, ту, что поет?

Но Анхела после резни перестала петь. И целый батальон не смог бы увести ее вниз, она укусила бы всякого, кто предложил бы ей спуститься в поселок. Лучше пусть шатается по лагерю вместе с братом. На свободе.

Мануэль ненадолго заглянул в пещеру к спящему каталонцу, потом узнал о смерти троих своих товарищей, после чего уныло посадил Бланку и Клару на своего осла.

Пока Фраскита хлопотала в большой пещере, благословляя сильный сквозняк, время от времени освежавший смрадный воздух, Анхела и Педро расчищали вход в коридор, который обнаружили накануне в пещере с нарисованным морем. Они слышали бормотание раненых, искаженное расстоянием и объединенными усилиями камня, воды и ветра.

Анхеле непременно хотелось проникнуть в недра земли – лучше уж очертя голову кинуться в эту каменную пасть, с силой дышавшую им в лицо ледяным воздухом, чем вспоминать кровавую бойню. Две последние ночи она провела, пытаясь стереть из памяти тот страшный вечер, загнать его в самую глубину и законопатить ведущий туда ход толстым слоем других картинок. Ей требовался дух приключений, возбуждение, что порождало в ней подземелье, дабы заглушить воспоминания о свистящих над ухом пулях, о хохоте ее безумного носильщика, о затоптанных телах, тонущих в собственной крови.