Сшитое сердце

– Хуан говорит, что нас всех в конце концов повесят или расстреляют! – Педро сделался серьезным.

– Я никогда не умру, буду жить вечно! – объявила Анхела.

– Вот дура, помрешь, как все люди! – отрезал ее брат.

– Вы все умрете, но я – первая, – сказала Мартирио, взгляд у нее был застывший.

– Поверила старому дураку, торчащему на своем холме? Он хотел на тебя страху нагнать, только и всего! – сказала Анхела.

– Нет, совсем наоборот, он очень старался нас не пугать. Но меня он обмануть не смог. Поговорите со здешними людьми про вашего мельника! – С тем Мартирио и ушла.

– А ведь на перевале она говорила мне, что не надо им о мельнике рассказывать, – удивилась Анхела.

– Почему бы и нет? Идем! – И Педро направился к четверым раненым, которые устроились под открытым небом.

Он завязал разговор, сестра вскоре к нему присоединилась.

– Я тебя узнал, – почтительно сказал Квинс, повернувшись к Анхеле. – Ты та девочка, что пела на площади. Очень красивая была песня! Не хочешь нам что-нибудь спеть?

– И я тебя узнала. Ты был среди тех, кто отобрал у нас мешки. Не буду я для тебя петь, – отрезала девочка.

– Но Сальвадор купил у тебя эти мешки! – ответил Квинс.

– Мы не собирались их продавать! – У Анхелы аж горло перехватило от ярости.

– Мельник и вам дал бы муки, – подхватил Педро.

– Какой мельник, малыш? Там наверху только развалины ветряной мельницы. – Квинс поморщился, забинтованная спина все еще сильно болела. – Старик, который там работал, давным-давно умер… Ты помнишь, когда умер старый Хулиан? – спросил он другого раненого, по имени Луис.

– Я еще мальчишкой был, – ответил его товарищ. – Лет пятнадцать, не меньше, прошло с тех пор, как он ноги протянул.

– Да нет же, – возразил Педро, – это другой. Нашего мы точно видели живым, мы с ним разговаривали, и он трудился не покладая рук.

– Ветряная мельница здесь была только у Хулиана, это точно! – сказал Квинс. – Я помню, когда мы туда поднимались, он усаживал нас под навесом и угощал черствым, как деревяшка, хлебом, который надо было размачивать в молоке. И все же какое это райское место. И вправду хорошо было посидеть там в тенечке, после того как несколько часов туда карабкаешься.

– Нас он тоже напоил молоком от своих коз и дал три мешка муки, которые вы у нас отобрали, – все так же злобно сказала Анхела. – Если он призрак, то, должно быть, не очень-то рад, что вы их украли. Может, это он кричит под горой. Нам-то бояться нечего, к нам он относится хорошо. А вот вы – совсем другое дело.

– Хватит над нами насмехаться, малышня, – оборвал ее Пабло, из четверых анархистов пострадавший сильнее всех и натерпевшийся страху из-за подземных завываний. – Идите побегайте по лесу и не приставайте к нам со своей глупой болтовней.

– Вы бросили вашего Хулиана вполне живым на его лысой горе – вот она, правда! – сказала Анхела, и дети убежали искать Мартирио, оставив четверых взрослых в недоумении.

Фраскита проскользнула в убежище Сальвадора.

Она пришла просто так. Все молитвы уже были произнесены. Ей всего лишь хотелось посмотреть на спящего.

Глаза ее блуждали по новенькому лицу.

Что она натворила на этот раз? Что соединила, сшивая плоть? Она уже не думала бежать и не боялась ни людоеда, ни войны, ни завываний горы. Чувство, от которого она стремилась убежать, завладело ею безраздельно.

Совершенно ясно, что она останется рядом с этим лицом. Все изменилось, запуталось.

Она не могла больше себя обманывать, теперь она умела распознавать в себе влечение. Конечно, желание завершить дело, узнать, что произойдет со сшитым лицом, казалось ей достаточным поводом, чтобы остаться. Но ей хотелось, чтобы руки этого человека обняли ее и не отпускали. Она, несомненно, любила незнакомца, отчасти созданного ею. А поскольку бежать она уже не могла, потому что на дорогах ее детям куда опаснее, чем в этих страшных пещерах, она останется, и, может быть, он однажды посмотрит на нее. Она хотела прочитать свою судьбу на сшитых губах этого вросшего в революцию человека. Того, кто заплатил ей за муку, за мешки, которые мог попросту забрать, не думая о том, что с ней станет, не взглянув на ее детей. Ссыльный, такой же изгнанник, как она сама, но нашедший себя в сражениях. Ей хотелось бы надолго остаться в маленьком гроте, дождаться, чтобы синий глаз приоткрылся и посмотрел на нее. На кого она похожа в заляпанном кровью и грязью подвенечном платье?

Она еще ближе придвинулась к истерзанной плоти, чтобы почувствовать ее тепло своей кожей, влажными губами. Осторожно подула на раны, затем провела рукой по кудрям каталонца и легонько поцеловала его опухшие губы. Он быстрым движением схватил ее за руку, не открывая глаза.

Фраскита так изумилась, что едва услышала стон, долетевший из глубины маленькой пещеры.