Сшитое сердце

Прихватив керосиновый фонарь, он возвращается обратно и в большой пещере, через которую уже прошел на пути туда и которая казалась логовом какого-то чудовища, замечает на полу что-то светлое. Да, рядом с проломом что-то белеет.

Он подходит, наклоняется.

Скомканная бумажка.

Он разворачивает листок, и им овладевает бешенство. Он злобно отбрасывает смятый листок, исписанный им несколько лет назад и предназначавшийся его матери, и устремляется в каменный проход. Огромный, он быстро идет, согнувшись, по узкому коридору, открывшемуся в глубине колодца.

Еще одна скомканная бумажка. И еще одна. Эти дуры разодрали его записную книжку!

Распаленный, сочась вожделением и яростью, врачеватель мчится по следу девочек.

Взбираясь на камень, Мартирио споткнулась, упала, но не выпустила спящую сестренку, вскрикнула испуганно. Невидимые руки подхватили ее, не дав удариться головой о камень.

– Мы пришли, – произносит голос.

– Где мы? – спрашивает девочка, осторожно опуская на землю драгоценную ношу.

– За этой осыпью дальняя стена пещеры, где лежали раненые. Видишь, мрак рассеивается!

– А зачем ты привел меня сюда?

– Мне некуда спешить. Кое-что мне известно, но в ваших судьбах есть потаенные места, темные уголки, куда даже смерть не может сунуть нос. А теперь оставь спящую сестру в этой нише. Ее должно быть хорошо видно из пещеры. Как фонарик в темноте.

– С ней ничего здесь не случится?

– Не беспокойся, ты ее спасла. Они найдут ее. Лес в двух шагах отсюда. Если прислушаешься, до тебя долетят трели соловья и храп Квинса.

– Я могу туда выйти?

– Нет, тебе придется вернуться той же дорогой, чтобы в одиночку встретиться лицом к лицу с чудовищем, и поторопись. Идем навстречу ему!

– Чудовищу?

– Человеку. Другого чудовища я не знаю. Скорее!

И Мартирио, нехотя покинув спящую сестру, снова растворяется во мраке подземелья.

Она в последний раз оборачивается, чтобы взглянуть на Клару, слабый свет так успокаивает в этой тьме. Пока она прижимала к себе теплое, безмятежное тельце, умереть было не страшно. Теперь она совсем одна.

Людоед ненадолго останавливается в подземном зале, где за несколько минут до того отдыхала Мартирио. Принюхивается, прислушивается, озирается и в конце концов слышит приближающиеся легкие шаги. Девочки идут сюда! Он гасит фонарь, и пещера погружается в непроглядный мрак. Но не все ли равно, ему-то чего опасаться? Он хищник, его не пугают темнота и холодный ветер этого мира. Какого черта ему чего-то страшиться?

Он подстерегает добычу, которая ощупью движется к своей неизбежной погибели.

Эухенио на ощупь пропитывает лоскут ткани жидкостью из склянки. От запаха снадобья в горле слегка першит.

Шаги становятся громче. Он напрягается, готовится прыгнуть.

Девочка здесь, в темноте, он ощущает ее присутствие, вот она остановилась, но он слышит ее частое дыхание. Она одна, неподвижная и испуганная, и совсем рядом, только руку протянуть. Он кожей чувствует ее страх. Упивается им. Она нерешительно делает еще шаг и задевает его. Дольше терпеть он не в силах.

Людоед бросается на девочку, та вопит во все горло.

Заткнуть ей рот!

Вопль разносится во всех направлениях, бьется о стены, отскакивает от них, ищет выход, несется по коридорам, нарастает, изменяется, ширится, долетает до пещеры, у входа в которую разместились стражницы, вторгается в сны обеих, разрушает их.

Женщины разом просыпаются.

Зажигают фонарь. Перепуганные дети уже на ногах. Анита прижимает к себе шкатулку. Мартирио и Клара исчезли, а леденящий душу вой несется из глубины пещеры. Педро с Анхелой, не сговариваясь, бросаются туда, откуда несется крик. Проход свободен от камней. Они исчезают в нем, остальные торопятся следом.

– Заткнись, паршивка! – сквозь зубы цедит Эухенио, стараясь запихать в рот девочки заготовленный лоскут.

Мартирио в темноте пытается вырваться из огромных лап. Сопротивляется изо всех своих невеликих сил и кричит, кричит. Но людоед скручивает ее, прижимает тряпку к носу, заталкивает в рот. Она уже не может ни кричать, ни дышать, она задыхается от странной вони. Ее руки и ноги беспорядочно дергаются. Дышать! Она больше не может дышать! И она обмякает, угасает.

Крик оборвался. Сменился еще более пугающей тягостной тишиной.

Фраскита со своей оливковой сумкой через плечо останавливается в логове дракона, ожидая знака. Все ждут, затаив дыхание. И тут Педро, опустив глаза, замечает рядом с колодцем клочок бумаги, измазанный красным. Показывает на него Анхеле, и они устремляются в проход. Бланка, не поспевая за ними, подбирает листок, красный от предназначенных для нее слов. Это первая страница, слова любви.