СССР: от сталинского восстановления к горбачевской перестройке. Вторая половина 1940-х – первая половина 1980-х гг.

Немаловажным показателем в пользу существования советского народа являлась так же готовность людей селиться среди другого народа и жить вместе с ним. Миграционными процессами были охвачены миллионы людей. В 1959 году за пределами своих республик жили около 27,5 млн человек, или 12 % населения страны, в 1979 г. — свыше 50 млн, около 20 %, а в 1989 г. — уже свыше 60 млн человек, или более 21 % всех жителей страны. Союзные и автономные республики в национальном отношении становились все более мозаичными. Так, за период между двумя переписями — 1959 и 1979 гг. число национальностей, проживавших в Узбекистане выросло со 112 до 123, в Грузии — С 70 до 100, в Киргизии — с 80 до 100, в Молдавии с 62 до 113 и т. д.[1148] Однако в действительности, вопрос о многонациональности республик, был не столь прост. Увеличение населения той или иной республики на несколько представителей, ранее не проживавших здесь национальностей, существенно не сказывалось на ее национальной мозаичности. Положительная сторона миграционных процессов заключалась, прежде всего, в том, что представители разных национальностей учились жить, работать рядом друг с другом, накапливая опыт межнационального взаимодействия.

Другим важным признаком, говорящим в пользу формирования новой исторической общности — советского народа являются данные о количестве людей, овладевших русским языком как языком межнационального общения, а также считающих его своим «родным» языком. Русский язык был признан всеми народами Советского Союза, и он получил большое распространение: армянин мог разговаривать с азербайджанцем, киргиз с белорусом, узбек с эстонцем и т. д. В 1970 году русским языком свободно владели около половины нерусского населения — 41, 9 млн человек (48,7 %), в 1979 г. — 61,3 млн чел. (62,1 %), а в 1989 году — уже 68, 7 млн человек (81,9 %)[1149].Значительное количество нерусских людей признавало русский язык «родным» языком. В 1926 году было зафиксировано 6,4 миллиона таких людей, в 1959 г. — 10,2 млн., в 1970 г. — 13 млн., в 1979 г. — 16,3 млн., в 1989 г. — уже 18,7 млн. человек.

Можно согласиться с А. И. Вдовиным, справедливо утверждающим, что «если бы процесс перехода на русский язык не был достаточно естественным и добровольным, то подавляющее большинство этих людей не стало бы называть его „родным“, ограничиваясь указанием на „свободное владение“ им»[1150].

Русский язык являлся важным средством обмена достижениями духовной культуры между всеми народами СССР. По существу, он выполнял роль «рабочего» языка в общении между представителями различных национальностей на производстве, в общественно-политической сфере, в повседневной жизни. Через него представители нерусских народов знакомились с достижениями мировой культуры, и через русский язык многие деятели культуры, писатели, ученые и т. д. «выходили в мир». В частности, киргизский, советский писатель Ченгиз Айтматов неоднократно подчеркивал, что известным писателем, как в стране, так и в мире он стал благодаря русскому языку.

«Вместе с тем, — отмечает известный демограф А. Г. Вишневский, — что относительно „свободного“ знания русского языка допускалось явное преувеличение»[1151]. Действительно, перепись населения 1989 года показала, что русским языком (в основном как вторым) в Средней Азии владели 23,3 % узбеков, 27,7 % таджиков, 35,1 % киргизов, 27,6 % туркменов, 20,2 % каракалпаков — во всех случаях речь идет об абсолютном меньшинстве[1152].

Формирование новой исторической общности шло не без проблем. Национальные отношения отличались противоречивостью, а вышеназванные явления наряду с позитивным, содержали и негативное. Как известно, миграционные процессы внутри Советского Союза являлись закономерным явлением. В разные республики люди в организованном порядке завозились, прежде всего, как источник рабочей силы. Русские из России в основном пополняли индустриальный сектор. Но миграции меняли этническую структуру республик. И это, как правило, вызывало со стороны некоторых народов недовольство. Приток инонационального населения в Прибалтику привел к уменьшению удельного веса коренного населения. В частности, доля эстонцев в Эстонии сократилась с 75 % в 1959 г. до 61 % в 1989 г. Эстонцами это воспринималось болезненно, тем более, если учитывать, что до войны их доля составляла 92 %[1153]. С 1971 по 1987 год прирост населения Эстонии на 54 % произошел за счет мигрантов, в Литве — на 42, Латвии — на 64 %[1154]. На некоторых промышленных предприятиях трудовые коллективы состояли почти полностью из не эстонцев. Так, в 1960-е гг. на таллиннском заводе «Двигатель» доля русскоязычных составляла 96,5 %, а доля эстонцев не превышала 3,5 %[1155].

Аналогичная ситуация сложилась и в Латвии. Еще в конце 1980-х гг. И. Кудрявцев отмечал: «При открытии новых предприятий министерства предпочитают завозить рабочую силу извне республики. И вот теперь в Латвии около 50 % населения — не латыши. Соответствующая доля на промышленных предприятиях — до 90 %.