Сами приезжие — люди часто случайные. В любом случае они не образуют сплоченной общности… До сих пор русский, попадая в Прибалтику, изо всех сил старался не замечать разницы между собой и местным населением»[1156]
.Некоторые исследователи отмечают, что неконтролируемый процесс миграции в Прибалтийские республики стал одним из факторов повышения напряженности в сфере межнациональных отношений и развития процесса формирования сепаратистских настроений[1157]
.«Демографические и социальные дисбалансы приводили к тому, что единый комплекс „советского народа“, — пишет А. В. Шубин, — все явственнее стал давать трещины. Попытки культурной унификации, разрушавшие национальную культуру, вызывали сопротивление людей, ощущавших свою принадлежность к этнической общности. СССР начал проходить фазу своего рода вторичного этногенеза, когда часть населения стала все более ясно осознавать важность своей принадлежности к конкретной этнокультуре, в то время как другая часть по-прежнему отождествляла себя с понятием „советский человек“»[1158]
.Рост национального самосознания отмечался во всех национальных республиках. Сам по себе этот процесс являлся положительным, и он не должен был нести потенциал опасности. Опасность возникает тогда, когда национальное самосознание перерастает в националистическое. «Титульные» нации в национальных республиках, особенно в союзных, имели определенные привилегии в области использования национального языка, подготовке кадров и в кадровой политике. Такая политика КПСС, явно выгодная титульной нации, боком оборачивалась для представителей других наций, приехавших или даже в республиках родившихся. Постепенно инонациональное население попадало в подчиненное положение от коренной нации, что фактически означало политическое неравенство между ними. Этнополитолог С. В. Чешко отмечает, что наибольшую роль играл национализм союзно-республиканских этнонаций. Он был направлен на создание или усиление привилегированного положения своей национальности и соответственно на подавление требований иноэтнического населения. Его задачи вне республик состояли в обретении большей самостоятельности по отношению к союзной власти: это была самая общая цель, которая в разных республиках имела более или менее радикальное звучание. Характерная особенность этого вида национализма состояла в его антирусской направленности; трудно сказать, была ли это собственно русофобия или же перенос на русский народ советофобии: видимо, оба момента были неразделимы и тождественны[1159]
.В Советском Союзе не смогли провести разграничительную линию между национализмом и здоровым национальным самосознанием и национальными ценностями. Более того, существовал синдром боязни, что перекос в сторону национального, может заслонить собой интернациональное и приведет к ухудшению межнациональных отношений.
Для иллюстрации можно привести следующий пример. 30 марта 1972 года на заседании Политбюро ЦК КПСС обсуждалась книга тогда первого секретаря ЦК компартии Украины, члена политбюро ЦК КПСС П. Е. Шелеста «Украина наша советская», вышедшая (1970 г.) в Киеве на украинском языке. Позднее, в своих мемуарах, он коснулся этой темы. Начавший обсуждение книги Л. И. Брежнев заметил, что в ней «воспевается казачество, пропагандируется архаизм». М. С. Соломенцев обратил внимание: «На Украине много вывесок и объявлений на украинском языке». В выступлении А. Н. Косыгина прозвучало: «Создание в свое время совнархозов тоже было проявлением национализма… Севастополь испокон веков русский город. Почему и зачем там имеются вывески и витрины на украинском языке?»[1160]
. Книга Шелеста была подвергнута критике в партийном журнале «Коммунист Украины» (Киев, 1973. № 4). Она была изъята из продажи. Шелест пытался переубедить Брежнева: «В части национальной политики я всегда был и остаюсь интернационалистом, но от своего народа, от своей принадлежности к нации, ее культуре, истории, никогда не откажусь: ведь я не Фома безродный»[1161]. Позднее он говорил: «Я и сейчас утверждаю, — вспоминая о своей книге, — что в ней все вопросы изложены правильно, с классовых, идеологических интернациональных позиций… Зачем же ее было изымать и критиковать в журнале „Коммунист Украины“?»[1162]В апреле 1973 году пленум ЦК КПСС вывел Шелеста из состава политбюро ЦК КПСС, а затем он был освобожден с поста первого секретаря ЦК КПУ. Находясь на пенсии, свою деятельность в области национальной политики, он откровенно оценил так: «Когда я был в Киеве, там проводилась „украинизация“»[1163]
.Распространение русского языка, а без него невозможно было ни функционирование государства ни развитие общества, этноэлитой рассматривалось как принижение роли национальных языков и национальных культур. Совершенно очевидно, что «нажимная» политическая ориентация в отношении русского языка стала постепенно давать не столько позитивный результат, сколько негативный социально-психологический эффект[1164]
.