СССР: от сталинского восстановления к горбачевской перестройке. Вторая половина 1940-х – первая половина 1980-х гг.

Некоторые их публикации были на грани диссидентства. Большой резонанс в обществе имела книга Михаила Алексеева «Драчуны»[1241] и пространная рецензия на нее Михаила Лобанова[1242]. В «Драчунах» Алексеев раскрывает историю одного села в 1920–1930-е годы. Впервые в публицистической литературе голод 1933 года представлен не как стихийное бедствие, а как следствие ошибок, допущенных местными партийными организациями и колхозными руководителями, подвергается сомнению правильность политики насильственной коллективизации.

Статья-рецензия Лобанова по содержанию была даже более радикальной, чем сам роман Михаила Алексеева. Она «представляла собой настоящий манифест оппозиции»[1243]. Редакция «Волги» даже вынуждена была сопроводить ее заметкой, в которой заявила, что она согласна не со всеми утверждениями и выводами рецензента и рассматривает статью только как основу для дискуссии[1244]. В статье содержалась критическая оценка «Поднятой целины» Шолохова, в которой события коллективизации, с его точки зрения, освещаются без глубокого драматизма. «Если в „Тихом Доне“ Гражданская война нашла выражение глубоко драматическое, то равные им по значению события коллективизации в „Поднятой целине“ звучат уже совершенно по-иному, на иной, бодрой ноте»[1245]. Он даже с долей иронии пишет о передовых питерских рабочих, приехавших «поднимать деревню» и «просвещать» крестьян. При этом «просвещение» приравнивается здесь, с точки зрения Лобанова, к «разоблачению крестьянской несознательности и отсталости», начиная от бытового устроительства жизни вплоть до политики и «всех возможных инстинктов»[1246].

Лобанов подверг критике коллективизацию, что полностью расходилось с официальными партийными оценками. Затронул также вопрос о голоде 1933 года и его последствиях, причинах и масштабах раскрестьянивания.

Эта публикация имела большой резонанс в обществе. «Современник» дал такую оценку: «Эффект от статьи был ошеломляющим — словно в хорошо прогретое солнцем болотце вдруг плашмя упала откуда-то с неба огромная каменная глыба»[1247].

Статья Лобанова обсуждалась в ЦК КПСС. Новый заведующий отделом пропаганды ЦК Б. И. Стукалин отправил в секретариат ЦК резолюцию, осуждавшую статью. Лично Андропов также относился к ней резко отрицательно. В беседе с первым секретарем СП СССР Г. М. Марковым, Андропов отмечал, что эта статья «подымает руку на то, что для нас священно», прежде всего, на коллективизацию и Шолохова. Кроме того, она предпринимает попытку «ревизии» мер партии в 30-е годы несмотря на то, что «жизнь полностью доказала их правоту»[1248].

Приход к власти Андропова русофилами был встречен настороженно. Им было известно, что он, будучи еще председателем Комитета государственной безопасности (КГБ), 28 марта 1981 года направил в Политбюро ЦК КПСС, служебную записку, в которой проявлялась большая озабоченность ростом влияния «русистов» (так в записке Андропова — М. П.) на интеллигенцию. Русское патриотическое движение в этой записке представлялось «демагогией о необходимости борьбы за сохранение русской культуры, памятников старины, за „спасение русской нации“, которой прикрывают свою активную антисоветскую деятельность»[1249]. Андропов серьезные обвинения выдвинул против одного из лидеров «русофилов» С. Н. Семанова: «Главный редактор журнала „Человек и закон“ член КПСС Семанов С. Н. в своем окружении распространяет клеветнические измышления о проводимой КПСС и советским правительством внутренней и внешней политике, допускает злобные оскорбительные выпады в адрес руководителей государства»[1250]. Глава КГБ поставил вопрос о ликвидации русофильского движения, угрожавшего, по его мнению, основам советской общественной системы больше, чем прозападные диссиденты[1251].