В поднявшемся облаке пыли перед нами открывается старая лаборатория. Посреди просторной комнаты стоит огромный железный стол, усеянный осколками, бетонными обломками и старыми железными инструментами. Скрипя цепями, над ним на сквозняке покачивается старая лампа. По выщербленным плитам потолка и пола бегут тонкие черные щупальца плесени. В углу комнаты замечаю раковину и до боли знакомый стул с изогнутыми железными щупальцами, торчащими на изголовье.
— Это… это то самое место? — спрашивает девушка.
— Да. — Мой голос дрожит. — То самое.
По ладони скатывается холодная капелька пота, и я осторожно вытираю ее о штанину джинсов. Под ногами хрустит отвалившаяся с потолка известка и пыль. Остановившись возле деревянного кабинета с документами, приоткрываю разбитую стеклянную дверцу. Названия папок почти не видно, макулатура сильно пострадала от времени и влажности.
— Исследования и статьи, — тихо бормочу я. — Полная коллекция доктора.
— Можно взглянуть?
Эстер тянет за истертый пожелтевший корешок и раскрывает папку. Прокашлявшись от взметнувшейся пыли, она осторожно перекладывает тонкие листы, испещренные ровным почерком главного врача. Пока Эстер занята делом, оглядываюсь по сторонам. На лабораторном столе стоит набор пробирок с разбившимся дном и небольшой алюминиевый черпак.
Помню, как однажды главврач заставил меня касаться разных металлов руками, чтобы выявить, на какой из всех у меня аллергия. Долго же до него доходило!
Зато удар серебряной печаткой по горлу я запомню на всю жизнь. Невольно вскидываю руку к единственной своей татуировке между ключиц, провожу кончиками пальцев по едва ощутимому рубцу на коже.
— Он просто чудовище, — тихо шепчет Эстер, перелистывая пыльные страницы. — Рассуждения о полезности лоботомии и электрического тока…
— Это ты только до теории добралась. — Я прерывисто вздыхаю, заметив у противоположной стены большой черный сейф с кодовым замком. — Меня больше интересуют личные дела его особых пациентов.
Взобравшись на железный лабораторный стол, я надменно скидываю ногами лежавшие на нем инструменты, останавливаясь на каждой чертовой пробирке.
Спрыгнув возле сейфа, наклоняюсь вперед, пытаясь различить цифры на замке.
— Здравствуй, дьявол. — Дотрагиваюсь до железного колесика и поворачиваю вправо и влево.
— Ты не сможешь его открыть. — Девушка возвращает папку обратно на полку. — Тут же замок!
Закрываю глаза, ныряя в бездну своих воспоминаний. Я не умею фильтровать то, что запоминаю, поэтому они наваливаются все сразу, словно огромное удушающее море. Дело за малым — нырнуть до самого дна за жемчугом.
Запах крови, спирта, паленой кожи. Мышечная боль, кровь, скопившаяся во рту. Ощущение голода, прикосновение солнца. Один длинный скрип. Маленький щелчок. Его левый локоть приподнимается. Еще один щелчок. Рука уходит вправо. Длинный скрип.
Моя рука шевелится, и что-то внутри замка громко скрипит. Тяжелая железная дверца приоткрывается. Выпрямившись, встряхиваю головой, прогоняя остатки наваждения.
— Откуда ты узнал код? — удивленно спрашивает Эстер, останавливаясь рядом со мной.
— Я сотни раз слышал, как он это делает.
— Слышал?!
— У оборотней феноменальная память на каждую минуту опасности. — Я тянусь за большой аккуратно перевязанной тесьмой папкой. — Вот и ты…
Дрожащими вспотевшими пальцами развязав тонкие ленты, раскрываю офисную папку. Здесь бумажные листы сохранились куда лучше. Положив папку на крышку сейфа, достаю самую увесистую стопку документов и перелистываю.
— Личные дела, — бормочет Эстер, заглядывая через мое плечо. — Только вот чьи? Что на них написано?
— Сильный иммунитет, уникальный состав крови, алмазный скелет, объем легких как у кита, — тихо читаю я, перелистывая страницы. — А тут вот человек с возможностью менять цвет сетчатки глаза.
— Погоди-ка. — Девушка хмурится. — Это карточки… оборотней?
— Ага.
Откладываю в сторону три или четыре скрепленных бумажных листа и, наконец, натыкаюсь на очень знакомую фотографию. Руки дрожат так сильно, что приходится опереться на железную поверхность сейфа.
Со снимка на меня смотрит молодой парень с измученным лицом и потемневшими от злобы глазами. На шее и лице проступают фиолетовые вены, по шее бегут узоры шрамов и синяков, капилляры в глазах полопались. Челюсти крепко сжаты, даже сквозь снимок, казалось, можно услышать утробный рык и зубовный скрежет. С ненавистью глядя в объектив фотокамеры, он словно подтверждает красную надпись во весь лист.
ОСОБО ОПАСНЫЙ ОБРАЗЕЦ. УНИЧТОЖИТЬ.
— Кто это? — спрашивает Эстер.
— Я.
Поднимаю глаза и встречаюсь взглядом со своим отражением в полуразбившемся зеркале, висевшем справа на стене. По спине пробегают мурашки.
— Ты?! — Девушка в ужасе прикрывает рот рукой. — Невозможно…
— Ничего не изменилось. — Открепляю фотографию от личного дела и прячу ее в карман джинсов. — Кроме самой сути.
Эстер забирает папку из моих рук и принимается читать. Пока я продолжаю свои поиски в сейфе, девушка нашептывает строки из моей карточки, словно не в силах держать тяжелые фразы внутри. Мне даже в голову не приходит, что такое читать не стоит никому.