Стая

Взглянул на светящиеся стрелки часов, удивился: с начала обстрела прошло семь минут… А казалось — значительно дольше. Дорога, ведущая на холм, поганенькая, не разгонишься, — но все равно «Лендровер» вот-вот туда доберется… И тогда, как только смолкнет миномет, надо будет уходить. Не раньше, чтобы не попасть под шальную мину. Но и не позже, чтобы не успели вернуться те шестеро — если, конечно, еще останутся к тому моменту вшестером. А если же кто-то и намеревается под шумок проникнуть в «Салют», наверняка держится сейчас в отдалении. И этого «кого-то» тоже надо опередить…

Размышляя так, Мухомор открыл чемоданчик. Встроенная в крышку лампочка осветила содержимое мягким голубоватым светом. Все в порядке… Никто тут не побывал — хитрый и осторожный — и не забрал сокровище, и не привел тайник в прежний вид.

И в этот момент послышался какой-то звук за спиной… Какое-то легкое шевеление. Крыса? Мухомор выдернул пистолет, развернулся, сам похожий в этот момент на загнанную в угол крысу — нависающая лестница упиралась в спину, не давала разогнуться.

Ничего не увидел, но почему-то показалось, что серый прямоугольник за наполовину притворенной дверью стал несколько шире…

На улице продолжали грохотать мины — не слишком часто, но регулярно. Звуки разрывов сюда, внутрь здания, долетали достаточно ослабленными — и после очередного Мухомор вновь услышал какой-то неясный шорох — здесь, рядом, в каморке…

— Киргиз? — спросил Мухомор негромко, прикидывая, как послать несколько пуль веером, и при том самому не угодить под рикошет. Наверняка он, макака узкоглазая, больше некому…

Бесшумное движение в темноте он не увидел, скорее ощутил пресловутым шестым чувством, но сделать ничего не успел — что-то безжалостно и хрустко ударило в скулу. Яркий огненный всполох вспыхнул во мраке, и разлетелся тысячей искр, и они не гасли удивительно долго.

Как у него из пальцев выдирают рукоять чемоданчика, Мухомор не почувствовал.

2

На столе лежала пачка фотографий.

— Посмотри, — сказал Генерал.

Руслан посмотрел… Голое тело, вытянувшееся на земле, — заснятое с разных ракурсов. Кадр, запечатлевший голову крупным планом, сомнений не оставлял: Эскулап. Мало похож на себя, черты лица деформированы, нет знаменитой бороды, нет вообще ни одной волосинки — ни бровей, ни ресниц… Но узнать можно.

Никаких следов, свидетельствующих о насильственной смерти, Руслан на снимках не разглядел. Но на всякий случай спросил:

— Убит?

— Сам… Не самоубийство — выпил зелье старухи Ольховской, а оно… В общем, протухло за полвека. Природный вирус-W вне организма может жить годами. Но тут даже для него срок великоват оказался.

— Значит… — медленно начал Руслан.

Генерал перебил:

— Это значит, что мы с тобой в одной лодке, Русланчик. У меня не осталось ни одного живого экземпляра. И нет «пятьдесят седьмого», ни одной дозы, — чтобы экземпляр сделать. Соответственно, не получить сыворотку крови, из которой приготовляются необходимые тебе препараты. Сам знаешь: в твоем организме идет обратный отсчет, и стрелка все ближе к красной черте. Ситуация ясна?

— Ясна… — кивнул Руслан.

Куда уж яснее…

Генерал помолчал, размышляя: не добавить ли к продемонстрированному кнуту какой-либо пряник? Решил повременить. Мальчик слишком долго гулял без ошейника и поводка, и надо хорошенько присмотреться к нему, — сможет ли работать по-прежнему. Даже самые верные сторожевые псы дичают от вольной жизни.

Руслану, по странному совпадению, тем временем тоже пришла в голову «собачья» аналогия. Точнее сказать, «собачье» воспоминание…