Стая

На деревьях распустились почки. Нищие просили милостыню. Может, все радовались тому, что им удалось выжить, а может, все дело было в ласковом солнышке, но люди в Городе вновь стали щедрее – по крайней мере, на время. Прохожие бросали копейки и рубли в протянутые руки и даже иногда улыбались. Каждое утро продавцы в хлебном киоске раздавали беспризорникам вчерашний хлеб. Милиция перебралась на улицы и в парки, оставив метро нам. Даже банды увешанных цепями Ворон не приставали к малышне. Впрочем, бомжам так не повезло.

Однажды на Комсомольской площади собралось больше тетенек из церкви, чем когда бы то ни было. Их лотки и коробки запрудили всю площадь. Толпы ребятишек бегали вокруг скамеек и памятников. Кто-то прыгал на одной ноге, мальчишки барахтались в грязи – точь-в‑точь как Луна и Месяц, когда они были еще глупыми щенками. Девчонки держались стайками или ходили вместе с мальчиками постарше. Кто-то из малышей разревелся. Кто-то гонял голубей.

Мы с псами наблюдали за уличными детьми и тетеньками из церкви с подножия памятника. Мужчина, выбитый в мраморе, сжимал полу своего пиджака, вторую руку он сунул в мраморный карман. Он осматривал толпу беспризорников, точно спрашивая: «Как же так вышло?»

У подножия памятника остановилась какая-то женщина.

– Возьми себе чего-нибудь поесть, – предложила она.

– А для них еда найдется? – спросил я, указывая на своих псов.

Женщина покачала головой.

– У нас едва хватает еды для детей. Думаешь, нам еще и собак нужно кормить? – Пожав плечами, она отошла.

Я спрыгнул с подножия, покосившись на мраморного человека. Трое мальчишек на площади затеяли драку за кусок хлеба. Еще двое присоединились к ним – уже просто так, для смеха.

– Прекратите дурачиться, а то никому еды не дадим! – прикрикнули на них тетеньки из церкви.

– Пойдемте, – сказал я псам.

Мы побрели по огромной площади, прочь от мраморного человека с его суровым, холодным лицом, прочь от дерущихся мальчишек.

Мы зашли на Ярославский вокзал, спустились на эскалаторе, сели в последний вагон электрички, как всегда. Псы, вздохнув, устроились на полу. Ребра просвечивали сквозь шерсть. Везунчик подрался с уличным псом, и рана, оставшаяся после этого сражения, не заживала. По ночам меня мучил кашель, засевший где-то глубоко в груди.

Я прислонился лбом к разогретому солнечными лучами стеклу. Пришло время.

Мы вернемся в леса. Псы снова растолстеют, моя кожа станет темной от загара, я смогу любоваться закатами. Мы будем бегать по лесам и лугам, поросшим мягкой травой, мы будем чувствовать под ногами листья, а не бетон. Мы будем летать, словно у нас есть крылья.

Мы все ехали и ехали в электричке, пока не прибыли в парк развлечений, примостившийся на опушке огромного леса.

Мы дождались темноты. Когда все люди разошлись, мы отправились в парк. Я сказал: «Привет!» и колесу обозрения, и ларькам, в которых продавали пиво и шашлык, и сцене (там часто играли музыканты), и уткам на пруду. Мы с Ушастиком нашли гнездо с яйцами и тут же их сожрали. Дымок поймал жирную утку и понес ее в лес, собираясь разделить трапезу с Мамусей. В этот год мне уже не нужно было забираться на стул, чтобы дотянуться до крышки мусорного бака. Достаточно было подняться на цыпочки.

Я наполнил пластиковые пакеты едой, и мы отправились к нашему дому под деревом. Я волновался, что забыл дорогу туда, но это оказалось не важно. Как только мы сошли с асфальтированной дорожки и углубились в лес, мои ноги сами вспомнили путь. Мы с псами помчались вперед.

Мы мчались по знакомым тропинкам, огибая сугробы, – кое-где под деревьями снег еще не растаял. Наконец мы выбежали на нашу лужайку, поросшую зеленой травой и желтыми цветами. На краю поляны протекал ручей.

И там, на другом краю лужайки, возвышалось наше дерево.

Луна и Месяц с восторгом подбежали к нашему дому и принялись раскапывать нору.

– Пора домой, – сказал я псам.

В норе под деревом было еще слишком сыро. Пока что ночевать там было нельзя.

Выбравшись наружу, я вздохнул. Дымок внимательно смотрел на меня, я же раздумывал над тем, что теперь делать. Ушастик и Везунчик радостно валялись в траве.

Я забрался на крупные плоские валуны – в прошлом году мне нравилось сидеть тут и смотреть на звезды. Тут мне лучше всего думалось.

Мамуся залезла на камень рядом со мной и опустила голову мне на ногу.

– Нам нужно устроить себе другое место для ночлега, пока наша нора не высохнет. – Я погладил ее по голове. – Можно пойти к Мусорной Гряде и поискать там что-нибудь для нового дома.

Мамуся чихнула.

– Да, я знаю, – согласился я. – Мне тоже не хочется туда возвращаться. Там живут плохие люди.

Месяц, забравшись на небольшой холм на краю лужайки, залаял. Он сидел у подножия пня – того самого, на котором до сих пор остался череп оленя. Череп отливал белым в лунном свете, рядом темнела груда камней.

Мы с Дымком пошли к холму и пню. Тут, наверху, земля оказалась сухой. Рядом с камнями было тепло.

Я собрал кучу сухих листьев.

– Сегодня мы будем спать тут. А завтра я придумаю что-нибудь.