– Значит, заставим его согласиться, – ответил Ситрик, выпрямившись в полный рост; капитаны драккаров одобрительно кивнули. Даже Бьярки замолк, предпочтя наблюдать. – Мак Кеннетигу решать, обнажать ли меч, пусть это останется между ним и его богом. Но
– Тогда молись, Силкискегг, – ответил Сигурд, подмигнув. – Молись, чтобы тебе хватило медовухи! Моих парней терзает жажда, а эти мэнские ублюдки пьют эль, как рыбы – воду!
Они рассмеялись вместе с Ситриком.
– Дядя покажет вам, где я храню бочки и бутылки, он хорошо знаком с этой частью замка.
Зайдясь смехом, Сигурд навалился на Маэл Морду, обняв рукой за шею, и, прежде чем тот успел вообразить, утащил его прочь, словно закадычного собутыльника; Бьярки и Бродир пошли следом плечом к плечу. Через мгновение король Дублина снова стоял на укреплениях своего замка в одиночестве и смотрел на оставленные врагом разрушения.
Вскоре он почувствовал рядом с собой мать. Кормлада куталась в плащ с капюшоном и была мрачна, как ее фамильяры-вороны.
– Слышала? – спросил король.
Кормлада кивнула.
– Он зашел слишком далеко, – тихо произнес Ситрик. – Мои люди ждут
– Терпение, сын мой, – ответила она. – Усмири гнев и играй свою роль. Это я позволила ему проникнуть в наши ряды, и мне изгонять его прочь в ту бездну, которая его породила.
Ситрик отвернулся.
– Что бы за игру ты ни вела, матушка, поспеши. Времени почти не осталось.
Король Дублина сошел с крепостных стен, оставив Кормладу в одиночестве. Что-то привлекло ее внимание, она взглянула вверх, на темное пятнышко, купающееся в потоках воздуха над раскинувшейся внизу косой равниной. Это был Круах – он взмыл еще выше в голубое позолоченное небо и искал, выслеживал чудовище, которое она встретила на вершине Каррай Ду, чтобы передать ее послание. Ее прекрасное в своей простоте решение проблемы зажившегося на свете Полудана.
Глава 25
Гримнир без труда ускользнул от посланных за ним ирландским вождем следопытов. Да любой сопливый щенок
Так что Гримнир дал им уйти, пока искушение не стало слишком велико. К закату он по собственным следам вернулся к растрескавшимся останкам сгоревшей усадьбы. Сквозь неровные просветы в облаках пробивалось глубокого синего цвета небо, горевшее на западном горизонте рыжим огнем. Таким же, как пышущее жаром сердце кузнечного горна.
– Красное небо, – пробормотал Гримнир, стараясь припомнить один из виршей, которыми сыпал Гифр. Он уже хотел присесть здесь, среди ежевики на усыпанной камнями земле, но тут послышался мрачный крик ворона, от которого встали дыбом волосы на загривке. Зашелестели огромные крылья. Гримнир вспомнил о слугах ведьмы и резко припал к земле; он обернулся на звук и вытащил сакс, увидев, как древний ворон садится на вершину замшелого камня, когда-то бывшего в усадьбе очагом.
Какое-то время эти двое пристально вглядывались друг в друга – немигающий взгляд угольно-черных блестящих глаз ворона против взгляда прищуренных, горящих, будто восходящее солнце, глаз Гримнира. Наконец он медленно выпрямился.
– Чего тебе, старая ворона? Этот одноглазый сучий сын прислал тебя меня мучить?
И Гримнир ничуть не удивился, когда гигантская птица ответила ему резким карканьем, подобающим его роду:
Гримнир фыркнул.
– Дочь королей, да? Ты про шлюшку Полудана?
– Неужели? – он покосился на птицу. Ворон не махал крыльями и не щипал перья, как делали его младшие сородичи, а сидел неподвижно – окутанный тихой торжественностью, словно дорогим плащом. Это создание было фамильяром, верным слугой, и воняло первородной магией, о которой давно успели позабыть. – Зачем?