Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Из Тифлиса Джугашвили отправился в Баку (точная дата не известна) и пробыл там до конца марта. В Баку 18 марта на собрании был арестован Спандарян, делавший доклад о Пражской конференции. Его арест серьезно напугал местных революционеров. По донесению агента, С. Шаумян и Каспарянц из тюрьмы передали письмо «с указанием на необходимость оставления всякой партийной работы, так как, очевидно, существующая провокация должна погубить и жалкие остатки организации» (см. док. 8). Явившийся в город Коба, наоборот, призывавший к активизации работы, на этом фоне должен был смотреться смельчаком или авантюристом. Жандармы, основываясь на сообщениях агентуры (а именно Фикуса-Ерикова), заключили, что Коба избран членом ЦК РСДРП вместо арестованного Спандаряна, что было не совсем точно (см. док. 8, 13).

В то время в Баку в провокаторстве особенно подозревали Мгеладзе и Долокянца, по поводу них было затеяно партийное разбирательство. Начальник Бакинского охранного отделения подполковник Мартынов писал в Департамент полиции, что «лишившись опытных руководителей, остальные ее члены (бакинской организации. – О.Э.) как по собственным соображениям, так отчасти и по советам сидевших в тюрьме своих руководителей деятельно принялись за розыски предателей, причем подозрения возникали почти ежедневно и вскоре снимались. Более упорным оказалось подозрение в отношении Илико Мгеладзе, каковое обстоятельство вызвало с его стороны бурный протест с обращением за защитой в легальную прессу (газета „Каспий“) и в Центральный Комитет». Очевидно, приехавший в Баку Коба среди прочего должен был вникнуть и в эту проблему, к тому же, вероятно, Мгеладзе по старому знакомству как раз в его лице апеллировал к ЦК партии. Помимо этого, расследовали поступки Вано Стуруа, обвиненного в растрате партийных денег. Дело продолжалось после отъезда Кобы из Баку, 25 апреля Е.Д.Стасова в от имени ЦК рекомендовала бакинцам довести его до конца и одновременно сообщала, что ЦК оправдал В. Стуруа и разрешил принять его обратно в организацию^[468]. Не ясно, кто именно в данном случае принял решение от лица ЦК, быть может, члены Русского бюро, то есть Джугашвили и Орджоникидзе. Письмо Стасовой от 25 апреля, написанное химическими чернилами, было перлюстрировано, и приведенные выше пояснения подполковника Мартынова содержатся в сопроводительной записке к нему, причем Мартынов счел нужным прибавить, что Вано Стуруа являлся «товарищем и сподвижником упоминаемого в донесении моем […] Иосифа Виссарионова Джугашвили („Коба“ и „Сосо“)»^[469].

Сам Джугашвили 30 марта писал о том, что в Баку «организации нет никакой» и ему с трудом удалось собрать несколько рабочих. Примечательно, что он постарался создать альянс с местными меньшевиками, хотя и описал их реакцию весьма иронично, сообщив, что они боялись идти на собрание из опасения провокации и уклонялись от объединения партийных комитетов под предлогом, что «4 месяца ищут беков, чтобы кооптировать в свой центр, и до сих пор не могут отыскать. Конечно, очень странно, что за эти 4 месяца жандармам удалось раза два разыскать беков и засадить их в тюрьму, а мекам не удалось разыскать ни одного бека во всем Баку». Тем не менее он сообщил о состоявшемся решении создать общее с меньшевиками руководство местными организациями и комитеты по подготовке к думским выборам, а в перспективе провести конференцию, которая признает действующий ленинский ЦК (см. док. 11). Была принята и резолюция в поддержку решений Пражской конференции, отосланная для публикации в «Социал-демократ»^[470]. Призывая меньшевиков к созданию общих партийных комитетов, Коба, с одной стороны, действовал в логике курса на слияние организаций, принятого в Баку еще до его ареста весной 1910 г., с другой – в соответствии с решениями Пражской конференции и призывами Ленина считать главным партийным врагом ликвидаторов и ради борьбы с ними объединить усилия тех членов обеих фракций, которые готовы продолжать нелегальную деятельность. Судя по этому письму, И. Джугашвили достаточно позитивно оценивал достигнутое. В то же время из перехваченного полицией в середине апреля и перлюстрированного письма некоего оставшегося неизвестным бакинского меньшевика видно, что по крайней мере часть его товарищей-меньшевиков осталась при своем: они отказывались признавать законность Пражской конференции (в которой их фракция не участвовала), «делегата признают подложным» (из письма, к тому же расшифрованного перлюстраторами с пропусками, не ясно, о каком делегате идет речь – участнике конференции или же теперь явившемся в Баку представителе ЦК, то есть Кобе). «Теперь такие резолюции принимаются на всех группках и в районах. Беки очень сконфужены и настроены примиренчески, но с ними приходится сталкиваться лишь очень редко. Они тоже отказываются называть конференцию общерусской и стоят за новую»^[471]. Возможно, под «настроенным примиренчески беком» имелся в виду как раз Коба.