Решение о выпуске ежедневной газеты было принято на Пражской конференции. После ее окончания 19 января 1912 г. в Лейпциге Ленин, Н. Г. Полетаев и Сурен Спандарян договорились начать выпуск газеты весной. К началу апреля набралась необходимая для этого денежная сумма[485]
. Полетаев был в центре организационных хлопот. Ленин и находившийся рядом с ним Г. Зиновьев хотели сохранить руководство газетой за собой, но, оставаясь за границей, вынуждены были делегировать эти функции работавшим в России товарищам. Это порождало перманентную подспудную напряженность: редакции, ежедневно решавшей организационные и финансовые затруднения, постоянно под угрозой полицейских конфискаций свежих номеров, к тому же приходилось выдерживать темпераментное давление Ленина, требовавшего неукоснительного соблюдения своих представлений о линии газеты и характере полемики. Ленин для ускорения переписки с редакцией даже переехал в июне 1912 г. вместе с Зиновьевым из Парижа в Галицию, в местечко Поронин под Краковом, ближе к русской границе.Сталин сам рассказал о своей роли в основании «Правды» в статье, вышедшей к десятилетнему юбилею газеты, в ней же 5 мая 1922 г. Затем статья наряду с воспоминаниями других правдинцев – Ленина, Г. Зиновьева, Г. Сокольникова, М. Ольминского, Данского, Б. Иванова, А. Сольца, Ф. Сыромолотова, Г. Петровского, В. Молотова и др. – была включена в изданный в следующем году в Твери сборник «Путь „Правды"» и наконец перепечатана в собрании сочинений Сталина. Сталин в 1922–1923 гг. стал уже влиятельной фигурой, но не настолько, чтобы позволить себе бесцеремонно переписывать важнейшие страницы партийной истории. Ленин был еще жив, как и многие другие свидетели. Никто не оспорил рассказ Сталина, так что его можно считать достоверным описанием событий. Любопытно, что Г. Зиновьев в помещенных в тот же сборник «Путь „Правды"» воспоминаниях об участии Сталина в редактировании газеты не упоминал и особенно подчеркивал руководящую роль заграничного центра[486]
.Сталин о начале выпуска газеты рассказал следующее: «Это было в середине апреля 1912 г., вечером, на квартире у тов. Полетаева, где двое депутатов Думы (Покровский и Полетаев), двое литераторов (Ольминский и Батурин) и я, член ЦК (я, как нелегал, сидел в «бесте» у «неприкосновенного» Полетаева), договорились о платформе «Правды» и составили первый номер газеты. Не помню, присутствовали ли на этом совещании ближайшие сотрудники «Правды» – Демьян Бедный и Данилов»[487]
. Джугашвили участвовал в составлении обращения от редакции[488] и написал для первого номера газеты короткую заметку «Наши цели», призывавшую рабочих поддержать газету и сотрудничать с ней («Пусть не говорят рабочие, что писательство для них „непривычная" работа: рабочие-литераторы не падают готовыми с неба, они вырабатываются лишь исподволь, в ходе литературной работы»)[489].22 апреля, в день выхода первого номера «Правды», Иосиф Джугашвили был арестован на улице. За несколько дней до этого, 18 апреля, по-видимому, он написал письмо парижскому товарищу с просьбой срочно сообщить, можно ли пробраться за границу, не имея вовсе никакого паспорта, «как относятся к этому документу австрийцы, немцы, англичане, французы. Можно ли у них проскользнуть вообще, а в данном случае через Лондон, через пристани», прибавляя, что ответ нужен срочно, чтобы уехать из России до 25 апреля (см. док. 22). Письмо было перехвачено полицией; по мнению Петербургского охранного отделения, автором его мог быть Джугашвили (см. док. 23). Куда он спешил и почему собирался именно в Лондон, не известно.
Аресту Джугашвили Петербургское охранное отделение придавало значение и известило о нем московских коллег шифрованной телеграммой, отправленной 22 апреля в 5 часов 29 минут пополудни (см. док. 24). 30 апреля об этом уведомили и начальника Бакинского охранного отделения (см. док. 26). При аресте Джугашвили заявил, что постоянного места жительства в столице не имеет, обыск ничего не дал (см. док. 25). 26 апреля была возбуждена формальная переписка о нем[490]
.Аресты Орджоникидзе и Джугашвили дезорганизовали партийные связи. Ленин и Крупская спрашивали Стасову о судьбе «С. и Ив.», не знали, как связаться с «Виктором» – В. А. Ордынским (см. док. 30). Тот со своей стороны, опасаясь провала, менял все явки и в конце мая спрашивал Стасову, имеет ли она сведения о Кобе (см. док. 31). Вера Швейцер, находившаяся тогда в Петербурге, 13 мая написала Крупской, извещая ее об аресте Серго и Кобы, при этом сама Швейцер на тот момент не входила в число корреспондентов Ленина и Крупской, поэтому в конце письма осторожно поясняла: «Я та Вера, о которой очевидно вам говорил Сер. Тимоф.» (см. док. 33). Напрасная предосторожность, все эти письма были перлюстрированы, имена авторов, в том числе Швейцер, полиции были прекрасно известны (см. док. 34).