Сталин. Феномен вождя: война с собственным народом, или Стремление осчастливить его любой ценой

Вспоминает А. Микоян: «Как-то Сталин позвал всех, кто отдыхал на Черном море в тех краях, к себе на дачу на озере Рица. Там при всех он объявил, что члены политбюро стареют (хотя большинству было немногим больше 50 лет и все были значительно младше Сталина, лет на 15–17, кроме Молотова, да и у того разница в возрасте со Сталиным была 11 лет). Показав на Кузнецова, Сталин сказал, что будущие руководители должны быть молодыми (тому было 42–43 года), и вообще, вот такой человек может когда-нибудь стать его преемником по руководству партией и ЦК. Это, конечно, было очень плохой услугой Кузнецову, имея в виду тех, кто втайне мог мечтать о такой роли. Но все понимали, что преемник будет русским [курсив мой. – Вл. К.]»[81]. Своим возможным преемником в сфере экономики вождь назвал председателя Госплана СССР, академика Н. А. Вознесенского.

Как позже выяснилось, на самом деле этими заявлениями вождя было положено начало процессу масштабного уничтожения этнических русских кадров высшего звена управления, выпестованных А. А. Ждановым, начиная с 1932 года, а потом – и массовых репрессий, под молох которых попали (до марта 1953 года включительно) около 32 тысяч человек по всей стране. Феномен этот остался в истории под названием «ленинградское дело».

Под молох репрессий в эти четыре года попали в основном русские руководители. Но, скажем сразу, позиция генсека по так называемому «русскому вопросу» с 1910 года по 1953-й менялась несколько раз[82], и всякий раз это были конъюнктурного характера изменения.

В принципе же позицию Сталина в этом плане упрощать не стоит: в период всей своей сознательной политической деятельности Иосиф Джугашвили – Сталин к русскому народу как к самой многочисленной и государствообразующей нации на географической территории Российской империи, а потом СССР относился с большим пиететом, как к исторической данности. Но вот к интеллектуальной верхушке русского народа вождь всегда относился с сильным подозрением, считая, что если в политическом сообществе и существует сила, которая может отодвинуть его от власти, – так это как раз русская политическая элита, поэтому он периодически устраивал ей кровопускания. В 1928 году было организовано так называемое «шахтинское дело» (53 технических специалиста были приговорены к различным срокам тюремного и лагерного содержания), в 1929 году – так называемое «дело Промпартии» (10 инженеров) и так называемое «академическое дело» (после того, как при выборах в Академию наук члены академии забаллотировали Н. Бухарина, в ссылки и лагеря были отправлены 115 выдающихся ученых) и т. д.

Но по большому счету не был Сталин ни русофобом, ни русофилом. На деле он был тем, кем он сам себя до революции долго называл, – нацменом, то есть представителем малого народа, присоединившегося (присоединенного) к великому народу и к великой стране. С молоком матери воспринимал он как данное свыше, что Россия – это великая, мирового значения держава, а русский народ – это государствообразующая этническая субстанция, которая на протяжении многих веков сумела организовать на огромной географической территории земного шара государство с мирового значения культурой (духовной, материальной, интеллектуальной, бытовой), и на основе этой культуры этот народ (русский) объединил вокруг себя десятки других народов и их культур, не уничтожая и не разрушая эти последние, а по мере возможности сохраняя и развивая их (сегодня, после декабря 1991-го и февраля 2014-го, можно бы и добавить: развивая в том числе и на беду себе).

Как нацмен Иосиф Джугашвили остро ощущал свою грузинскую сущность, остро любил свой народ, что нашло проявление в его юношеских стихах, но при этом никогда не отторгал ни русский народ, ни русскую культуру. Более того, уже в революционной среде отличаясь от своего близкого окружения глубоким умом и ясным сознанием, он понимал, что единственным (и главным) фактором, обеспечивающим существование этого громадного образования – Российской империи, – был всегда русский народ, играющий государствообразующую роль. В отличие от Ленина он хорошо это понимал и потому и выступал за сохранение самого этого народа и формы его естественного существования – Российского государства.

Но при этом в политике Иосиф Джугашвили всегда оставался холодным прагматиком, руководствуясь в своем поведении политической целесообразностью.

Когда для достижения одной политической цели, которую он сам же для себя и формулировал, было необходимо подымать политический вес русского народа – он это делал. Когда же ему казалось, что пришло время делать обратное, – он ровно это и делал. Не уяснив этой истины, нам никогда не понять действительных пружин одного из самых больших преступлений верхушки большевистского режима в послевоенное время, до сих пор еще не до конца осознанного российской общественностью[83].