Сталин и КПГ в преддверии гитлеровской диктатуры (1929—1933 гг.)

Распространённым тезисом пропаганды КПГ было утверждение, что нацистская партия теряет сторонников, особенно из числа трудящихся. Уже в упоминавшемся постановлении ЦК КПГ о борьбе с фашизмом (июнь 1930 г.) говорилось о «начавшемся разложении среди трудящихся — последователей фашистского движения»[38]. Та же версия повторялась неоднократно, особенно в связи с теми или иными осложнениями, возникавшими у гитлеровцев. На ⅩⅠ пленуме ИККИ (конец марта — начало апреля 1931 г.) Э. Тельман и Г. Нейман выступили с утверждениями, что «национал-социалистская партия уже переживает большие материальные затруднения. Крах в рядах руководства в полном разгаре»[39]. Желаемое выдавалось за действительное и в тезисах, принятых пленумом, где речь шла о якобы достигнутом «оттеснении фашистского движения на основе программы социального и национального освобождения трудящихся масс».

Решения ⅩⅠ пленума означали дальнейшее усиление борьбы против социал-демократии. В тезисах пленума говорилось, что фашизм органически вырастает из так называемой буржуазной демократии, что «успешная борьба против фашизма… требует быстрого и решительного исправления ошибок, в основном сводящихся к либеральному противопоставлению буржуазной демократии и парламентских форм диктатуры буржуазии её фашистским формам»[40]. И далее: «Противопоставляя „демократическую“ форму диктатуры буржуазии фашизму, прикрывая контрреволюционный характер буржуазной демократии как формы диктатуры буржуазии, социал-демократия является сама активнейшим фактором и проводником фашизации капиталистического государства»[41].

Установки ⅩⅠ пленума имели важнейшее значение для принятия решения, имевшего очень тяжёлые последствия для исхода событий 1929—1933 гг. в Германии. Речь идёт об участии КПГ в затеянном крайней реакцией и назначенном на 9 августа 1931 г. референдуме о роспуске прусского ландтага; его целью было смещение правительства, руководимого социал-демократами. Борьба по этому поводу велась уже давно, но КПГ, хотя она находилась в длительной конфронтации с правительством Брауна — Зеверинга, которое несло ответственность за берлинский расстрел 1 мая 1929 г., за роспуск Союза красных фронтовиков, за другие полицейские преследования коммунистов, не только не участвовала в этой кампании, но даже выступила против неё. В циркулярном письме ЦК КПГ от 13 февраля 1931 г. было сказано: «Участие в референдуме разумеется исключается, ибо это затруднило бы расширение антифашистской борьбы и руководство ею»[42]. В биографии Э. Тельмана, созданной учёными ГДР, указывается, что он, стремясь сорвать планы крайней реакции, обратился к П. Швенку и другим депутатам прусского ландтага от КПГ с просьбой выступить в этом духе[43]. 15 октября 1930 г. Швенк заявил в ландтаге: «Нацистский референдум имеет лишь одну цель — установить кровавую фашистскую диктатуру. Поэтому мы отвергаем какое-либо участие в этом обмане народа»[44].

Но этот единственно верный вывод оказался преждевременным. В 20‑х числах июля 1931 г. КПГ изменила решение на противоположное. В изданиях, вышедших в ГДР, утверждается, что это произошло под давлением Коминтерна и в результате тайных махинаций Неймана, обратившегося в отсутствие Тельмана в Москву (к сожалению, документы на сей счёт не опубликованы). Определяющую роль в решении руководящих органов Коминтерна сыграла позиция, занятая Сталиным и Молотовым[45]. И вот 8 августа «Роте фане» писала: «Эта прусская „цитадель демократии“ — тюрьма для рабочих, оплот фашизма, который уже устраивается в седле». А в циркулярном письме ЦК КПГ от 27 июля, подписанном председателем партии, где вначале подчёркивалось, что КПГ ранее отказывалась от участия в данной кампании, далее следовало: «Но ныне ситуация — иная и новая»[46]. В чём заключалась новизна, из письма неясно. А 24 июля, выступая перед функционерами КПГ Берлина, председатель партии говорил, что «цель коммунистов — внести разложение в лагерь буржуазии, расширить вторжение в ряды социал-демократии и ускорить брожение в этой партии». Речь заканчивалась словами: «Всё это удастся нам»[47].

На деле последствия были совершенно иными. Необходимое число голосов получить не удалось прежде всего потому, что многие коммунисты в голосовании не участвовали[48]. Но главное заключалось не в этом, а в огромном моральном уроне, который понесла партия. Как могли год спустя реагировать социал-демократы на призыв КПГ объявить всеобщую забастовку в защиту того же прусского правительства, смещённого декретом фон Папена? Они не доверяли этому призыву, а многие видели в нём провокацию. Да и от коммунистов нельзя было всерьёз требовать, чтобы они вдруг, совершенно неожиданно для себя вступили в борьбу с войсками, отстаивая ненавистное правительство Брауна — Зеверинга.