Сталин и заговор генералов

18 августа 1930 г. был арестован давний соратник и близкий друг Тухачевского^ многократно уже упоминавшийся выше Н.Какурин. Трудно сказать, соответствовала ли реальная причина его ареста официальной или, правильнее сказать, слухам и мнениям, распространенным по этому случаю среди его сослуживцев по Военной академии РККА. Когда Какурин был арестован, то все они считали, что это произошло из-за его любовницы, красивой цыганки Мелиховой-Морозовой, которую все (и, возможно, не без оснований) подозревали в связях с иностранными разведслужбами. Кроме того, Какурин имел какие-то знакомства с американскими журналистами и исследователями, что также у Особого отдела ОГПУ вызывало серьезные подозрения. Сослуживцы Какурина поговаривали, что обо всем этом ОГПУ получило информацию от ревнивой жены, хотя данная версия, скорее всего, служила хорошим прикрытием для действительного информатора, ранее упоминавшейся «секретной сотрудницы» ОГПУ Зайончковской, двоюродной сестры и конфидентки Н.Какурина¹. Во всяком случае, «дело Какурина» возникло как одно из часто тогда появлявшихся «шпионских дел». Так его первоначально официально квалифицировал и В.Менжинский^{1196 1197}.

Что касается «подозрительных связей» Н.Какурина с американцами, то в этом вопросе ему удалось все убедительно объяснить и снять обвинения в «шпионском» их характере. А вот его отношения с «цыганкой» весьма заинтересовали следователей ОГПУ. Именно по этой линии далее и пошло следствие. Какурин признавался в том, что у «цыганки» часто организовывалиь вечеринки, на которых присутствовали его друзья. Правда, он заявлял, что никаких антисоветских разговоров не велось. В то же время, излагая свои политические взгляды на уровне симпатий и антипатий, Какурин заявлял о своих «антитроцкистских позициях», при этом признавался, что «мои антитроцкистские позиции были не столько защитой официальной линии ЦК, сколько явным несогласием с тем нажимом на крестьянство, который лежал в основе этой платформы»¹.

Несомненно, в этом «пассаже» уже просматривается давление следствия, которое стремилось усмотреть в позиции Н.Каку-рина явные и осознанные симпатии к «правому уклону». Внимание следствия привлек и другой аспект политических взглядов Какурина. Он «признался», что «отчетливо совершенно... ощущал, что формы диктатуры меня начинали не удовлетворять». Наконец, подследственный совершенно четко и определенно «признался»: «Симпатии мои... склонялись теоретически к правому уклону... Я понимал тогда, что в случае успеха правого течения видоизменятся некоторые формы существа Советского Союза, а в связи с этим и диктатуры при сохранении ее основной установки в целом»^{1198 1199}. Это было сказано Н. Какуриным на следствии 23 августа 1930 г. В последующие дни в его показаниях появилась фамилия М.Тухачевского как одного из участников вечеринок, проводившихся у «цыганки». Этот факт не мог не заинтриговать следователей. И вот 26 августа появились признания, так обеспокоившие председателя ОГПУ, а через него и Сталина.

«В Москве временами собирались у Тухачевского, временами у Гая, временами у цыганки (Мелеховой-Морозовой), — вспоминал некоторые подробности Н.Какурин. — В Ленинграде собирались у Тухачевского, лидером всех этих собраний являлся Тухачевский, участники: я, Колесинский, Эстрейхер-Егоров, Гай, Никонов, Чусов, Ветлин, Кауфельдт. В момент и после 16-го съезда было уточнено решение сидеть и выжидать, организуясь в кадрах в течение времени наивысшего напряжения борьбы между правыми и ЦК. Но тогда же Тухачевский выдвинул вопрос о политической акции как цели развязывания правого уклона и перехода на новую, высшую ступень, каковая мыслилась как военная диктатура, приходящая к власти через правый уклон. В дни 7 — 8 июля у Тухачевского последовали встречи и

беседы вышеупомянутых лиц и сделаны были последние решающие установки, то есть ждать, организуясь»¹.

Итак, хронологические рамки событий, изложенных в показаниях Какурина, — «в момент и после 16 съезда», т. е. с 26 июня и после 13 июля. Возможно, Тухачевский задержался в Москве до 15—16 июля 1930 г., поскольку 15 июля прошло первое заседание Политбюро ЦК, избранного на Пленуме 13 июля. 15 июля в отпуск уехали Ворошилов и Орджоникидзе, а 20 июля — Сталин, поэтому оставаться в Москве позже этого срока для Тухачевского было нецелесообразно. Именно в это время «наивысшего напряжения борьбы между правыми и ЦК» Тухачевский предлагал «сидеть и выжидать, организуясь в кадрах». Но именно в это время именно Тухачевский «выдвинул вопрос о политической акции». Имелось в виду установление «военной диктатуры, приходящей к власти через правый уклон» в партии.