Сталин или русские. Русский вопрос в сталинском СССР

Д. Бранденбергер пишет: «Кузнецов, Попков и их сторонники ошибочно поняли заявления партийного руководства о главенствующей роли русского народа в Союзе как намек на возможность самоуправления РСФСР. Эта ошибка – вполне простительная в руссоцентристской атмосфере послевоенного сталинизма – была на руку Маленкову и Берии, предоставив им материал, который можно было использовать для обвинения ленинградских партийцев в административном и идеологическом бунте. Уничтожив Кузнецова, Попкова, Родионова и других, Маленков и Берия значительно укрепили свои позиции. Вместе с тем эти репрессии дают основание сделать вывод, что руссоцентризм партийного руководства страны играл прежде всего служебную, мобилизационную роль. Какой бы популярностью у русского народа ни пользовалась эта пропаганда в конце 1940-х годов, «Ленинградское дело» подтверждает, что даже на заключительной стадии сталинского правления руссоцентризм был призван в первую очередь утвердить авторитет ВКП(б) и укрепить Советское государство, а не потворствовать «националистическим» устремлениям российских коммунистов.

В 1990-е годы, отвечая на вопрос о причинах долговечности Маленкова в качестве одного из партийных столпов, его сын дал весьма интересное объяснение. Повторяя, по всей вероятности, то, что он слышал от других в детстве, А.Г. Маленков сказал, что его отец был единственным из приближенных Сталина, кто правильно понимал позицию Генерального секретаря по вопросу о «ведущей роли русского народа в нашем многонациональном обществе». Возможно, это было пустым хвастовством, однако обстоятельства «Ленинградского дела» подтверждают, что в 1949 году некоторые партаппаратчики действительно преувеличивали намерения Сталина отстаивать интересы Российской Федерации. Рядовые советские граждане впадали в эту ошибку еще в конце 1930-х годов»[353].

Русские были для Сталина функцией – хребтом страны, ее цементирующей силой, подневольным донором, тягловой лошадью. Кричать о величии русских – это пожалуйста, сколько угодно. Но какие-либо разговоры об интересах и правах русского народа представляли для режима опасность.

«Современники «ленинградцев» в высшем звене руководства Советского Союза через много лет после смерти И. Сталина утверждали, что все они, начиная с А. Жданова, Н. Вознесенского, А. Вознесенского, М. Родионова и др., действительно чувствовали себя в большей степени патриотами России, нежели Советского Союза… «Ленинградцы» действовали «слишком прямолинейно, им явно недоставало царедворческого умения в плетении интриг, и уж слишком акцентированно подчеркивали они свою национальную (русскую) сущность»[354].

Исследователи С. Рыбас и В. Кузнечевский расходятся во многих оценках, но сходятся в том, что жестокость Сталина в отношении вчерашних преемников была вызвана именно их чрезмерным (по сталинским меркам) руссоцентризмом, поскольку в нем генсек увидел угрозу для целостности СССР. Генсека волновало, «какой политический дискурс будет в большей степени способствовать (если не сказать больше – гарантировать) укреплению созданного им, Сталиным, политического режима – национальный – с опорой на русский народ – или советский, при котором менее четверти населения СССР в составе союзных республик как жила 30 лет за счет создаваемого на территории РСФСР прибавочного продукта и интеллектуального потенциала, так и будет продолжать это делать» (выделено у автора. – С. Р.)[355].

Полагаю, Сталин мог также испытать иррациональный страх перед самим городом Ленинградом. Большевики не случайно перенесли столицу из этого оплота дореволюционной интеллигенции. Он хоть и получил имя советского божества, но оставался русским, имперским городом – и сейчас остается. Российской империи нет, а ее столица – есть, вот она, можно посмотреть ее, потрогать, вдохнуть ее воздух.

«…Для Сталина Ленинград, этот символ русского европеизма, то же самое, что вольный Новгород для Ивана Грозного, – вечно саднящая и незаживающая душевная рана. Известно, что подозрительный диктатор называл Ленинград «заговорщицким городом», и, думается, вождь обратил внимание на ходившие в народе с 1944 года слухи о Ленинграде как о будущей столице РСФСР и о руководителях этого города как без пяти минут республиканских, а может быть, и союзных правителях. Тем более что толки эти имели под собой основание», – пишет Г. Костырченко[356].