В письмах из Кутаиси Джугашвили предстает перед нами восторженным учеником, для которого Ленин является величайшим толкователем марксизма в русском движении, «горным орлом» (как указывалось в одном из писем). Причин же для восторгов было немало. Во-первых, ленинская концепция организации профессиональных революционеров как необходимого фактора политической революции подчеркивала важную роль людей, подобных Джугашвили. В соответствии с этой концепцией они становились подлинными творцами будущей революционной истории, а их деятельность в качестве агитаторов и пропагандистов, вносящих в рабочий класс марксистское революционное сознание, превращалась в тот момент в главное партийное поручение, в непременное условие грядущей социалистической революции. Джугашвили был вполне удовлетворен такой идеей, В статьях «Коротко о партийных разногласиях» и «Ответ «социал-демократу»» он жестоко бичевал грузинских критиков «замечательной книги» Ленина «Что делать?»17
Во-вторых, на Джугашвили произвел глубокое впечатление воинственный характер учения Ленина. Ему, нашедшему в Марксовой теории классовой борьбы особую привлекательность, не мог не прийтись по душе ленинский вариант марксизма, в котором главный упор делался именно на классовую борьбу, Это был марксист не мирного, профессорского типа, похожий на Плеханова, а горевший ненавистью человек, призывавший русский народ на борьбу с казенной Россией во имя социализма. Со страниц своих произведений Ленин предстает перед нами непримиримым противником царизма и связанной с ним русской аристократии. Среди сочинений русских марксистов нет другого такого второго, столь глубоко проникнутого воинственным духом классовой борьбы, Это, кстати, нашло отражение и в терминологии, которую применял Ленин, рассуждая о революционной партии. Организация революционеров не раз сравнивалась с элитарной военной организацией, членам которой как профессиональным солдатам революции предстояло встать во главе «мобилизованной армии» всего народа, Им следовало превратить каждую фабрику в «крепость», создать «армию рабочего класса», которая «все теснее и теснее будет смыкать свои ряды» и наконец двинется на штурм царизма в ходе «всенародного вооруженного восстания»18
.Рассуждения Ленина относительно необходимости иметь небольшую централизованную, состоящую из отборных кадров и действующую из подполья партийную организацию кружили голову молодому грузинскому последователю, который не только ненавидел казенную Россию, но и воображал себя таким же борцом и победителем, каким был Коба. В статьях Джугашвили о партии военная образность проступала даже еще сильнее, чем у Ленина. В работе «Класс пролетариев и партия пролетариев» от 1 января 1905 г. он рисовал две сражающиеся России как «две большие армии», каждая со своим «передовым отрядом» в виде политической партии. Авангардом «армии пролетариев», по его словам, являлась социал-демократическая партия, у «армии буржуазии» — либеральная партия. Как он писал, пролетарская партия — это не философская школа и не религиозная секта, а «партия борьбы», которая «руководит борющимся пролетариатом». «Боевая группа руководителей», — говорилось далее, — должна быть по количеству своих членов гораздо меньше класса пролетариев, по своей сознательности и опыту стоять выше его и представлять собой сплоченную организацию, Только в таком случае партия-де может обеспечить необходимое руководство «пролетарской армией». Последняя фраза повторялась в статье многократно19
.Ленинская концепция революционной партии не только соответствовала воинственному складу ума Джугашвили, но и способствовала возникновению нового и важного в психологическом Отношении чувства групповой солидарности, ощущения принадлежности к сообществу избранных. Чтобы в полной мере оценить значение данного обстоятельства, следует вспомнить, что, сделавшись бунтарем против общественных порядков в Грузии на рубеже столетий, он, конечно же, почувствовал себя очень одиноким, особенно после ухода из семинарии. Вполне возможно, что именно острая потребность в дружеском общении побудила его спровоцировать в 1899 г, исключение некоторых товарищей из семинарии (если, разумеется, принять на веру версию Верещака) и таким путем вынудить их стать революционерами. С основной социал-демократической группой Тифлиса он не ладил, а Ладо Кецховели в январе 1900 г. переехал в Баку, чтобы избежать ареста тифлисской полицией. И, хотя с приездом в город летом того же года ленинского эмиссара Виктора Курнатовского у Джугашвили появились новые контакты, все же создается впечатление, что у него не было какого-то определенного круга общения.