Сталин, Иван Грозный и другие

Никогда еще Эйзенштейн не был так унижен. С ним разговаривали не как с гением, снявшим очередной шедевр, а как с нашкодившим подростком, достойным публичной порки. Самое страшное здесь было то, что ждать помощи он не от кого не мог, поскольку мнение Сталина – это мнение высшего судьи и обжалованию не подлежало. С тех пор многие исследователи, в основном киноведы, пытались разгадать загадку второй серии. Чем же был недоволен заказчик? А загадки нет: Сталин дал команду реабилитировать царя и опричнину, команда же, по мнению Верховного, не была выполнена. После второй серии любому становилось ясно, что яростное пламя опричнины, тоску от нависающих сводов палат, покаянные речи царя, оправдывающего террор, в третьей серии уже не удастся исправить и вернуть картину в прежнее победоносное русло. Сталин ждал, что во второй серии, согласно сценарию, Грозный, быстренько расправившись с врагами престола и единства страны, двинет победоносное войско во главе с Малютой Скуратовым к берегам «Океана моря синего, моря русского…». Все светло и ясно, и символично, так, как оно написано в сценарии. А в действительности в фильме всё мрачно, льются заупокойные молитвы, пляшут бритые опричники (это в шестнадцатом-то веке, когда бритье бороды было запрещено церковью!). Сталин, скорее всего не знал, что отец Ивана Василий III первым из русских царей сбрил бороду, желая выглядеть по-европейски в глазах заморской царевны, молодой Софьи Палеолог. Увидев черные балахоны монашествующих опричников, Сталин, чтобы не заподозрили, что он имеет в виду собственную тайную службу, перевел стрелку на Ку-Клукс-Клан! (В газетах поносили бывших союзников США, и Кукрыниксы рисовали их в черных балахонах тайного клана.) В фильме царь страдает от одиночества и мучается вопросом: быть или не быть террору? Гамлет, да и только… Действительно «Омерзительная штука!» Старых заслуг даже дважды лауреата Сталинской премии он ни перед кем никогда не признавал и, несмотря на них, не задумываясь, унижал человека прилюдно или отправлял в места не столь отдаленные. От Эйзенштейна сразу же отвернулись почти все, его даже пренебрежительно не замечали в собраниях или не обращали внимания на его слова. Он вел себя теперь как обиженный ребенок: робко, заискивающее, униженно. Было очень мало тех, кто его не бросил. Одним из них был отважный Инденбом, который совершенно неожиданно заявил во время обсуждения «знаменитого» очередного разгромного доклада Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград». Инденбом, имея в виду Сталина, произнес тираду: «…Однако ведь сценарий был просмотрен и одобрен, и если у нас не хватило идейности в преодолении формализма Эйзенштейна, этой же идейности не хватило кое у кого вовне»[565]. Вот так! Замахнулся на САМОГО! Органы «стукнули», но пронесло, а Сталин запомнил и вскоре заявил кинематографистам, что по сценарию судить о будущем фильме нельзя, и остановил почти все кинопроизводство.

Когда Эйзенштейн вышел из Кремлевской больницы и узнал о несчастье с фильмом, то попытался бороться, тем более что у него было несколько очень могущественных друзей и учеников. Одним из них был Г.В. Александров, который еще до решения Сталина просмотрел вторую серию и, в отличие от коллег, высказался о ней восторженно. За ним, конечно, стояло нечто большее, чем руководство студией Мосфильм и, возможно, сотрудничество с НКВД. Это была слишком малая должность, чтобы посметь написать 6 марта 1946 г такое, почти интимное, письмо Сталину и чтобы оно быстро и прямо попало адресату в руки. Нет ли здесь дружеской женской руки? Очень хотелось, чтобы в роли ангела спасителя оказалась супруга Александрова, актриса Любовь Орлова. Но достоверно об этом мы уже никогда не узнаем. Александров писал Сталину, что узнал от Большакова об отрицательном отношении ко 2-й серии, а также о запрещении ЦК выпускать фильм «за его нехудожественность и антиисторичность», о том, что и первая, и вторая серии вызвали резкую критику за отсутствие в картине народных сцен, русской природы, архитектуры, за излишний показ религиозных обрядов «вместо показа организации Русского государства и подготовки к Ливонским походам, вместо показа борьбы за дорогу к Балтийскому морю». Четыре месяца назад руководство Мосфильма уже предлагало Эйзенштейну переработать и соединить 2-ю и 3-ю серии и закончить фильм победой у моря. Но Эйзенштейн попросил руководство закончить фильм по старой схеме, особенно после того как ему дали Сталинскую премию 1-й степени за 1-ю серию. 2-ю серию Эйзенштейн не успел посмотреть в готовом виде, поскольку заболел. «Эйзенштейн из больницы настойчиво требовал, чтобы фильм был показан Вам, Иосиф Виссарионович», – писал Александров. «Просмотр фильма Вами сделался как бы целью его жизни. Этот просмотр волновал его больше всего другого… Откладывать просмотр Вами – значило затягивать и усиливать волнения С.М., которые ему противопоказаны.

После его ежедневных и настойчивых требований, я просил товарища И.Г. Большакова показать Вам картину.