Сталин, Иван Грозный и другие

До сентября 1943 г. Эйзенштейн ждал отзыва Сталина на сценарий, продолжая работать с ним и приготовляясь к съемкам, которых могло и не быть, если бы вождь сценарий забраковал. Мы помним, что он, как и вся страна, был занят войной, но читал вариант за вариантом пьесы Толстого, книги претендентов на лауреатство Сталинских и Государственных премий, да и не только их произведения, если судить по его библиотеке и воспоминаниям Константина Симонова. Наконец, пришла записка, но не автору, а председателю Комитета по делам кинематографии при СНК СССР:

«Т. Большакову.

Сценарий получился не плохой. Т. Эйзенштейн справился с задачей. Иван Грозный, как прогрессивная сила своего времени, и опричнина, как его целесообразный инструмент, вышли не плохо.

Следовало бы поскорее пустить в дело сценарий.

13.9.43. И. Сталин»[556].

* * *

Сразу после того, как было получено заключение Сталина, т. е. осенью 1943 г., сценарий и исторический комментарий были отвезены Инденбомом из Алма-Аты в Москву в редакцию журнала «Знамя» (редактор Вс. Вишневский), затем переданы в «Новый мир» (редактор А. Фадеев), с обязательным условием опубликовать не только сценарий в полной авторской версии, но и исторический комментарий к нему. Эйзенштейн решил, что он перевыполнил задание вождя и не только художественными, но и научными методами доказательно пересмотрел давние историографические выводы. Эйзенштейн не учел того, что ни он, ни те, кто был назначен в сталинскую эпоху на руководящие должности в науке и искусстве, не свободны в своих действиях. Но, в отличие от Эйзенштейна, это были духовные и творческие скопцы-бюрократы, лишенные какой-либо собственной потенции. После того как «хозяин» утвердил что-то, поставил дату и подпись, никакие изменения и дополнения в утвержденный свыше «документ» вносить не дозволялось. А Эйзенштейн совместно с Инденбомом за два года, пока сценарий лежал на столе кабинета или на прикроватной тумбочке в спальне Сталина, многое в нем изменил, дописал, исправил. Увидел новые повороты сюжета и новые построения кадра. Но то, что было УТВЕРЖДЕНО! как в некой «небесной канцелярии», изменить было нельзя. Эйзенштейн открыто не роптал, наоборот, был счастлив. У него оставалось огромное средство для свободы, которое проконтролировать было крайне трудно: кинокамера «читала и описывала мир» своим, особенным языком, который был много богаче любого сценария. А как быть с результатом? Фильм не спрячешь в тумбочку и не увезешь за границу в стеклянной банке. Мастер и в мыслях не держал такой поворот.

Папка с черновым вариантом исторических комментариев до сих пор хранится в архиве режиссера. В архиве журнала «Новый мир» находится экземпляр, оформленный и отредактированный частью самим Эйзенштейном, частично Инденбомом (после советов с режиссером), в этой работе принимали участие и члены редакции «Нового мира». В «Новом мире» идея совместной публикации сценария и комментария в конечном счете была отклонена по рекомендации безымянных историков[557]. Скорее всего это было решение самих литературных чиновников публиковать сценарий так, как он был рассмотрен и утвержден Сталиным. Взбешенный Эйзенштейн требовал вернуть ему всю рукопись, но сценарий так и был издан с купюрами и без исторического комментария. Публикация исторического комментария при жизни автора не была осуществлена. Замысел Эйзенштейна создать три связанных, но самостоятельных произведения (литературный сценарий, исторический комментарий и кинофильм) так и не был осуществлён до конца ни в одном из разделов.

* * *