Сталин, Иван Грозный и другие

Как известно, вторая серия фильма, завершенная буквально через несколько месяцев, в 1946 г., внезапно была разгромлена Сталиным, а фильм остановлен навсегда. Еще за несколько месяцев до этого (май 1946 г.), после закрытого просмотра фильма, А. Довженко сказал Вс. Вишневскому: «Странно, Всеволод… или Эйзенштейн наивен, или… не знаю. Но такой фильм о такой России, Кремле – был бы невероятной агитацией против нас. И этот заключительный монолог о праве царей на внеморальность… – Грозный говорит в объектив от автора…»[562] По рассказам, Сталин едва дождался окончания фильма и сразу высказал все свое возмущение. Оно выражалось в двух словах: «Омерзительная штука!» Еще не зная о решении, но предчувствуя его, Эйзенштейн перенес первый инфаркт. Вскоре постановлением ЦК ВКП(б) «О кинофильме «Большая жизнь» от 9 августа 1946 г. кинофильм «Иван Грозный» (вторая серия) фактически был запрещен к показу. Вот наиболее достоверная оценка вождя, изложенная им на заседании Оргбюро ЦК ВКП(б): «Или другой фильм – «Иван Грозный» Эйзенштейна, вторая серия. Не знаю, видел ли кто его, я смотрел, – омерзительная штука! Человек совершенно отвлекся от истории. Изобразил опричников как последних паршивцев, дегенератов, что-то вроде американского Ку-Клукс-Клана. Эйзенштейн не понял того, что войска опричнины были прогрессивными войсками, на которые опирался Иван Грозный, чтобы собрать Россию в одно централизованное государство, против феодальных князей, которые хотели раздробить и ослабить его. У Эйзенштейна старое отношение к опричнине. Отношение старых историков к опричнине было грубо отрицательным, потому что репрессии Грозного они расценивали, как репрессии Николая Второго, и совершенно отвлекались от исторической обстановки, в которой это происходило. (Вождь не был в курсе дела, хотя и мнил себя знатоком истории, что резко отрицательно относились к Грозному князь Щербатов, конец XVIII в., царствование Екатерины II, и Н. Карамзин, первая половина XIX в., царствование Александра I. – Б.И.) В наше время другой взгляд на опричнину. Россия, раздробленная на феодальные княжества, т. е. на несколько государств, должна была объединиться, если не хотела подпасть под татарское иго второй раз. Это ясно для всякого, и для Эйзенштейна должно было быть ясно. Эйзенштейн не может не знать этого, потому что есть соответствующая литература, а он изобразил каких-то дегенератов. Иван Грозный был человеком с волей, с характером, а у Эйзенштейна он какой-то безвольный Гамлет. Это уже формалистика. Какое нам дело до формализма, – вы нам дайте историческую правду.

Изучение требует терпения, а у некоторых постановщиков не хватает терпения и поэтому они соединяют все воедино и преподносят фильм: вот вам, «глотайте», – тем более что на нем марка Эйзенштейна. Как же научить людей относиться добросовестно к своим обязанностям и к интересам зрителей и государства? Ведь мы хотим воспитывать молодежь на правде, а не на том, чтобы искажать правду»[563]. А 4 сентября по Эйзенштейну был нанесен очередной, но как бы «закрытый» удар исподтишка. Постановление Оргбюро ЦК ВКП(б) называлось «О кинофильме «Большая жизнь», но в нем был фрагмент, прямо обвинявший режиссера в невежестве, в незнании истории: «Режиссер С. Эйзенштейн во второй серии фильма «Иван Грозный» обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов, наподобие американского Ку-Клукс-Клана, а Ивана Грозного, человека с сильной волей и характером, – слабохарактерным и безвольным, чем-то вроде Гамлета»[564]. Истина снизошла вождю, сочинившему собственный образ царя, навеянный давней книгой Виппера и справками, подготовленными Щербаковым на основании сталинских же высказываний и подработок историков. Великий вождь отхлестал Эйзенштейна так, как этого не посмел делать ни покойный враг Борис Шумяцкий, да и никто другой. Публично отхлестал его за незнание истории, его, прочитавшего сотни исторических сочинений, связавшего каждую сцену с историческим источником, придерживавшегося в трактовке образа царя указаниям партии (со слов Жданова). Сталин не понял мастера. Он считал его обычным исполнителем, а тот оказался настоящим художником. Не творцами, а «компоновщиками» фильмов называл своих кинорежиссёров вождь. По его мнению, они только «крутят камеру», следуя сценарию. Все предыдущие годы Сталин был убежден, что, контролируя сценарий, он контролирует будущий фильм. Сценарий второй серии не был изменен ни на йоту, но игра актеров, построение кадра, сокращение или растянутость звукозрительного ряда, освещенность, музыка, наконец, и т. д. меняли все смыслы и настроения и не могли быть запрограммированы сценарием. Режиссер сам по себе был свободным творцом, даже если сам же был автором сценария. Так или иначе, но, похоже, Сталин почувствовал себя одураченным.