Сталин. Мой товарищ и наставник

Товарищ Иван написал мне о текущей обстановке, о том, что революция вот-вот грянет, и о том, что товарищи Сталин и Ханоян постоянно интересуются моей судьбой. Я ответил, что жив и здоров, что с нетерпением жду революции.

Если представилась бы возможность, так я бы сбежал, не дожидаясь революции, но такой возможности не было. Единственное, на что удалось уговорить надзирателя, так это на передачу записок, причем за баснословные деньги. За одну «почту» – письмо мне и мой ответ он брал тридцать рублей.

В декабре я получил письмо от Сталина. Сталин писал, что до революции рукой подать и чтобы я сразу же после освобождения ехал в Петроград к «известному мне С.Я.». «С.Я.» – это Сергей Яковлевич Аллилуев^[203], я бывал у него дома в Петербурге.

Я всегда верил в победу революции, иначе бы и не стал революционером, но в тюрьме было очень приятно получить письмо с воли от старого друга, в котором написано, что революция прогремит совсем скоро. Такие письма придавали сил. Я смотрел на тюремщиков и думал: «Скоро кончится ваша власть и наступит наша!»

Я ждал освобождения, но оно застало меня врасплох. Утром в коридоре послышались голоса, двери распахнулись, и пожилой мужчина, лица которого я никогда не забуду, крикнул мне:

– Свобода, товарищ! Свобода!

Я заплакал от счастья. Теперь уже можно написать об этом, а тогда я плакал и думал: «Ах, как хорошо, что никто из наших не видит, как плачет Камо!» На Кавказе мужчинам плакать нельзя. Хоть умри, но не плачь, а то намус^[204] потеряешь.

Я вышел из тюрьмы в чем был, в вонючей, наполовину истлевшей арестантской одежде. При мне был револьвер, который я отобрал у одного из надзирателей. Но я решил, что раз теперь свобода, то я не стану устраивать «экс». Зашел в первый попавшийся магазин, где продавалась одежда, и сказал хозяину:

– Я революционер, большевик. Четыре года просидел в тюрьме, в Харькове никого не знаю. Мне нужна какая-нибудь одежда и рублей тридцать на дорогу. Запишите ваш адрес, я вам вышлю после что должен.

Хозяин так удивился, что одел-обул меня, дал денег и адреса записывать не стал. Сказал, что теперь свобода и граждане должны помогать друг другу. Сознательный попался буржуй. В 1917 году многие буржуи сразу стали сознательными, поняли, что их время закончилось.

Сначала я очень обрадовался. Свобода! Революция! Мне было немножко обидно, что революция произошла без моего участия. Но еще в поезде, по дороге в Петербург, который тогда уже называли Петроградом, понял, что революция какая-то ненастоящая. Царя нет, а старые порядки остались. После четырех лет, проведенных в тюрьме, я не мог толком разобраться в происходящем.

Сталин, которого я встретил у Аллилуева, объяснил мне суть происходящего одной фразой:

– Только полдела сделано, Камо! – сказал он.

Сталин в 1917 году

Ленин приехал в Петроград в апреле, а в марте руководителем большевиков был Сталин. Это было невероятно трудное время, несмотря на то что партия вышла из подполья. Буржуазия, меньшевики, эсеры, кадеты, либералы и все прочие «полуреволюционеры», как называл их Аллилуев, набросились на большевиков, на единственную партию, которая по-настоящему, всерьез заботилась о благе трудящегося народа. Доходило до того, что большевиков называли «врагами революции».

– Да! – отвечал на это Сталин. – Мы враги буржуазной революции! Что получили трудящиеся в феврале? Ничего! Гнет царизма сменился гнетом буржуазии! Был у нас главным царь, стал вместо него у нас главным князь!^[205] Хрен редьки не слаще!

Я так скажу – этот хрен был не просто «не слаще», а во много раз горше редьки. В отношении царизма никто не обольщался, все понимали, что свободы существуют лишь на бумаге, что все права у аристократов и буржуев. А тут вдруг кричат на всех углах о «настоящей» свободе, можно выйти на улицу и кричать, что вздумается, и ничего за это не будет. Разве это не «свобода»? А что городовые на улицах по-прежнему стоят, так ничего страшного. У них же красные банты на шинелях. Революционные городовые! Смешно! Я смотрел и от души смеялся. Подошел к одному, крикнул: «Вся власть трудящимся!» Он сделал вид, будто ничего не слышит.

– Что вы получили в результате этой «революции»? – спрашивал на митингах Сталин. – Война до победного конца! Земля по-прежнему принадлежит помещикам, а заводы капиталистам!

Мне Сталин сразу же дал целую стопку номеров «Правды» и сказал:

– Читай, потом обсудим.

За время сидения в тюрьме я сильно отстал от жизни, поэтому сначала многого не понимал. Но потом разобрался. Сталин меня похвалил:

– Молодец, верно рассуждаешь. Это потому, что у тебя внутри большевистский барометр.