Сталин. Охота на «Медведя»

– Плюнь и разотри. Одно слово – азиаты, – презрительно бросил Дулепов и пододвинул к нему рюмку.

Ясновский одним махом выпил. Костеря на чем свет стоит японцев, они допили коньяк и съели закуску. Дулепову показалось мало, он потянулся за новой бутылкой. Ясновский стал отнекиваться.

– Вадим, ты что как та институтка?! – удивился Дулепов. – Тебе начальник предлагает!

– Извините, Азолий Алексеевич, опаздываю на явку с Тихим, – пояснил ротмистр и поднялся из кресла.

– О-о, явка с агентом – это святое, – сбавил тон Дулепов и уже в дверях остановил: – Погоди, Вадим, есть одна мысль. Федорова кто брал?

– Жандармы.

– Полицейские участвовали?

– Только на подхвате.

– Где сидят Бандура и Козлов?

– В центральной, у Тихого.

– Все идет в масть! – потер руки Дулепов.

Ясновский терялся в догадках, пытаясь понять, куда клонит шеф. А тот не спешил делиться своими соображениями; попыхивая папироской, хитровато поглядывал сквозь клубы сизого дыма и продолжал говорить загадками.

– После Федорова что-то осталось?

– Почти ничего. Все, гад, уничтожил.

– Кто об этом знает?

– Сасо, Такеока, Ниумура с Дейсаном и мы.

– А может, все-таки осталось? – глаза Дулепова слились в узкую щель.

– Вы полагаете, японцы нам не договаривают, боятся утечки информации? – предположил ротмистр.

– Не думаю, хотя черт их знает. Если у них в штабе засел большевистский агент, то у нас каждый второй косит глаз за Амур.

Ясновский пошел пунцовыми пятнами. Обида, нанесенная японцами, снова заговорила в нем, и он с вызовом сказал:

– Господин полковник, если вы подозреваете меня, то…

– Уймись, Вадим. Я что, про тебя сказал? – перебил Дулепов. – Слава Богу, мы с тобой одной веревочкой повязаны. Я о другом. А если развернуть ситуацию с Федоровым и подпольщиками против резидента?

– Как? С покойника ничего не возьмешь, – недоумевал ротмистр.

– А твой Тихий зачем?

– Он-то тут с какого боку?

– С того самого. Через него надо запустить большевистскому главарю в железнодорожных мастерских – Смирнову – информацию, что Федоров не успел уничтожить коды.

– Идея хорошая, но Тихий не имеет отношения к делу, и потом…

– Потом суп с котом. Без тебя знаю, что не имеет. Он где сидит?

– Ну в полиции, и что с того?

– А то, он там не последняя сошка. А чтобы Смирнов клюнул, пусть Тихий сдаст ему парочку большевиков, которых мы пасем.

– Хорошо, но как на это посмотрят японцы?

– Не боись, Вадим, я их беру на себя. Два-три большевика погоды нам не сделают, зато на Тихого сработают!

– Все понял, Азолий Алексеевич. Исключительно тонкий ход!

– Да ладно тебе! И вот еще что, втолкуй Тихому, пусть язык не распускает, любит, мерзавец, пыль в глаза пустить.

– Я ему его подрежу, – заверил Ясновский.

– Действуй! – распорядился Дулепов.

Ротмистр вернулся к себе в кабинет, переоделся и отправился в город. Явка с Тихим была назначена в фотостудии Замойского. В ней Ясновский и Дулепов принимали особо ценных осведомителей. Бойкое место и сам хозяин служили хорошим прикрытием для белогвардейской контрразведки.

Сам Замойский появился в Харбине в середине 1920-х годов, после темной истории, произошедшей с ним в Гирине. Вытащил его из тюрьмы Дулепов – и не просто за красивые глазки, их тесно связывало прошлое.

В далеком 1906 году молоденький, пронырливый фотограф Марек по глупости спутался с большевиками и попался на банальном хранении марксистской литературы. На допросе в охранном отделении лил перед жандармами крокодильи слезы и клялся в верности престолу, а потом без зазрения совести сдал подельников. Таких, как он, после поражения большевиков в первой революции были сотни. Начальник московского охранного отделения, гений политической провокации полковник Зубатов сумел разглядеть в Замойском будущую большую сволочь и взял на личный контроль работу тайного осведомителя под псевдонимом Портретист.

После трех месяцев отсидки «стойкий большевик» Замойский вышел на волю и стал работать на два фронта. К концу 1907 года в Замоскворечье открылась фотостудия. Ее владельцем оказался не кто иной, как Марк Замойский. Божий дар, который у него нельзя было отнять, – снимать так, что Квазимодо мог показаться писаным красавцем, и тайная помощь охранного отделения помогли быстро встать на ноги.

С того времени прошло два года, Маркуша раздобрел и превратился в респектабельного Марка Соломоновича, а студия стала бойким местом. В его лице большевики получили «надежную» явочную квартиру и транзитный пункт для хранения нелегальной литературы. Не в накладе осталась и охранка – Портретист исправно сообщал о появлении новых большевистских эмиссаров. Топтунам не приходилось утруждать себя срисовыванием физиономий врагов царя и отечества. Ловкий агент ухищрялся снабжать их первоклассными фотографиями. Так же исправно на стол полковника Зубатова ложилась большевистская газета «Искра», а спустя время ее курьеры гасились в полицейских засадах.