Известный систематик конструктивистского понимания и генезиса этничности Бенедикт Андерсон (1936–2015) среди институтов власти, применявшихся имперскими метрополиями в отношении своих колоний в XIX веке для этнической систематизации и этнического управления, наряду с музеями и картами, назвал переписи[1009]
. При этом надо адекватно понимать, что переписи — инструмент прямого административного воздействия, в отличие от двух других, научно-исторических, чьё воздействие было косвенным, требующим перевода на язык административных действий. Следует также иметь в виду, что инструмент переписи — не только из колониальной практики, но и из практики строительства национальных сообществ и государств тех же XIX, XX и XXI веков. Не только способ создания колониального ландшафта, но и, как мы видим из истории, например, польско-литовской борьбы, — инструмент (один из инструментов) создания монолитных этнических территорий. В этом случае творящая административная воля сначала изобретает псевдообъективный перечень этнических объектов, затем административно диктует желательный результат (динамику результатов) их переписи, затем принудительно ассимилирует меньшинства или социальные низы, затем становится волей, субъектом доминирующего или правящего этноса, затем — притворно следуя уже ассимилированному «большинству» — наращивает его официальное доминирование, наконец — преподносит этот рукотворный результат как этнографическую реальность, требуя её административного, политического и территориального признания и отражения. Так этнические переписи берут на вооружение этнографические плебисциты, где также доминируют «право сильного» или административная воля.Этот механизм этнографического произвола окончательно взяла на вооружение и фактически объявленная в конце Первой мировой войны, 8 января 1918 года, президентом США Вудро Вильсоном эпоха национальных государств для Европы и Азии, где пришли к гибели четыре империи (Германская, Австро-Венгерская, Российская и Османская), и, следовательно, эпоха обслуживающих эти государства национальных размежеваний. На деле это было эпохой финальной инструментализации переписей и плебисцитов, когда этнографический принцип был признан руководящей основой для образования государств. А происхождение таких этнографических данных было оставлено без критического анализа, то есть на усмотрение «права сильного». Вполне очевидной представляется и связь между проведённой при методическом содействии Германии переписью 1914 года и геноцидом армян 1915 года в Османской империи.
Итак, переписи — самый мощный ненасильственный инструмент этнической инженерии и административного изменения официальных соотношений этносов на территории. Это актуально и для современной практики, например, России, где иногда сугубо методическая борьба за исключение из списка или включение в список этносов (за признание в качестве отдельных этносов) становится политической: в Татарии (Татарстане) это касалось таких тюркских этнорелигиозных сообществ, как кряшены и нагайбаки, которых — в зависимости от этнополитических задач (самоопределения или консолидации этноса) — предписывалось считать либо отдельными этносами, либо субэтносами татар.