«В 20–30-е годы ХХ в. отмечается весьма значительное изменение в этническом составе жителей региона. Увеличивается удельный вес коренных народов во всех республиках. В Литве удельный вес литовцев с 1914 по 1939 г. повысился с 53,5 % до 72,3 %, в Латвии латышей — с 64,8 % до 74,9 %, в Эстонии эстонцев — с 89,8 % до 91,8 %. Одновременно в регионе понижается доля большинства других народов… Очень сомнительно, чтобы за столь короткое время удельный вес и даже абсолютная численность ряда народов так сильно понизилась. Особенно это касается белорусов, которых к концу <19>30-х годов вообще почти не осталось. Вряд ли так сильно могла упасть и доля евреев. Бесспорно, в Литве и в Виленской области, тогда принадлежавшей Польше, протекали интенсивные этнические процессы (ассимиляция литовцами и поляками представителей других этносов). Однако проводимые тогда там переписи явно „ускоряли“ ход естественного процесса, включая всех „пограничных“ людей в состав литовцев, а в Виленской области — поляков. Это было тем более возможно, так как в регионе тогда существовало значительное двуязычное и даже трёхъязычное население. Как особая форма протеста против такого откровенного ускорения естественных этнических процессов в Клайпедской области появляются так называемые „жители Мемеля“ (Memelländer), а во многих воеводствах Польши — „тутейшие“, „жители Карпат“ (Karpatenländer) и т. д. В Латвии в 1914–1939 гг. резко снижается доля белорусов, литовцев, евреев, эстонцев, немцев, поляков. Удельный же вес русских в эти годы не претерпел изменений (было 9,6 %). В Латвии в 1920–1930-е годы отмечается процесс быстрой русификации белорусов (особенно в Латгалии). Именно благодаря этому в республике не изменилась доля русских. И одновременно полным ходом идёт ассимиляция латышами евреев, поляков и литовцев» (с. 64–65).
Аналогична и хорошо описанная ассимиляционная политика властей межвоенной Польши в отношении своих других национальных меньшинств — русинов, украинцев и белорусов, которая носила ярко выраженный принудительный, прямо противостоящий естественным демографическим процессам характер.
В середине 1935 года политический департамент МВД Польши свидетельствовал, что, несмотря даже на административно управляемые и прямо сфальсифицированные переписи, официальные их данные показывали, что в Виленском и Новогрудском воеводствах с 1921 по 1931 год большинство перешло к белорусам. Для борьбы против этой демографической динамики МВД предлагало переселить на Восточные Кресы 100 000 польских колонистов и 200 000 пенсионеров. Особое внимание требовалось уделить укреплению идентичности местных поляков и новой ассимиляции тех, кто всё ещё демонстрировал зыбкую этничность: «тутейших», католиков, признававших себя поляками, но дома разговаривавших на украинском и белорусском, то есть подчинившихся прошедшей ассимиляции лишь внешне. В 1937-м МВД Польши подготовило план доведения польского населения Восточных кресов до «стабильного преимущества» в 56,2 % путём не только колонизации (увеличения числа «осадников» — они, как известно, после Советизации Западной Украины и Западной Белоруссии стали для советской власти объектами приоритетного выселения с этих территорий), но и прямо выселения оттуда непольского населения либо «обмена» его на поляков. Вообще принудительная административная ассимиляция (полонизация) носила ярко выраженный социальный, экономический, иерархический, конфессиональный характер: ставилась задача полностью удалить из педагогических кадров белорусов, украинцев, русских, полещуков, запретить продажу земли православным, исключить приверженность крестьян-католиков белорусскому языку и культуре, была на практике обеспечена абсолютная этническая монополия поляков в местной администрации и интеллигенции, среди владельцев хозяйств свыше 50 га и получателей земли по итогам парцелляции и т. п.[1042]