Сталин. От Фихте к Берия

Возвращаясь к методам этнического конструктивизма, которые применяла польская этнократия на окраинах Польши, следует отдельно отметить, что, «этнографический материал» для польской этнической инженерии действительно часто оставался поливалентным, как минимум — двойственным, что открывало для любой власти возможности для двух главных сценариев этнографического управления: демократического и справедливого достраивания преимущественно сельской культуры меньшинств до её городских, индустриальных, модерных национальных высот — или принудительное подавление культурного развития меньшинств, локализация его в пределах социального «низа», обусловливание его социальной мобильности непременной ассимиляцией. Поэтому важнейшим, но недостаточно акцентированным самим В. М. Кабузаном выводом из его исследования мне представляется зафиксированная им двойственность массового (крестьянского) этнокультурного самосознания, явленная в двойных самоназваниях и двуязычии. В современной научной литературе есть и адекватно более решительная формулировка, описывающая реальность местного населения Западного края Российской империи: «для большей части XIX века консолидированных национальных идентичностей у крестьянских в основном масс этого населения не было»[1027]. В этом пространстве ещё не сложившейся идентичности, на мой взгляд, и лежит главная основа, предпосылка конкурентной борьбы между поляками и литовцами за распространение своей идентичности на подвластное население, и в этом — корень прежде упомянутых споров о первородстве. Несмотря на вменения, в исторической, а не книжной, реальности перед шляхтой так и не возникло реального выбора: быть ли ей польской или нет, а все редкие акты воображения себя «белорусом» (хоть польским идеологическим «сарматом»!) не вышли за пределы индивидуального театра (вновь вспомним К. В. Калиновского и его «белорусскую» агитацию) и остались маргинальными. А вот значительная часть огромного крестьянского большинства оставалась объектом для шляхетского воздействия, но в годы кризисов и кровопролития, ценой жизни и сопротивления подтверждало свою непольскую веру и общерусскую идентичность. А затем, с годами, по мере развития церковноприходского и земского просвещения, получив свою низовую сельскую интеллигенцию, всё более открывалась нешляхетской, то есть не польской, этнической пропаганде, этническому выбору или даже этническим репрессиям и манипуляциям.

Российский историк А. С. Кибинь, в прямое опровержение белорусским «конструкторам» и модернизационному пафосу В. М. Кабузана (который обнаруживает, несмотря на собственные же данные об отсутствии «белорусов» как самоидентификации, этот этнос на протяжении всего XIX века), так формулирует итог современной польско-белорусской историографии вопроса: до середины XIX века «мы не найдём упоминаний о белорусском народе в массовых документах — по-прежнему все православные жители ВКЛ и Короны считали себя одним русским народом», даже термин середины XVII в. «белорусцы»[1028] был понятием московского делопроизводства, а не самоназванием для жителей востока ВКЛ — Белой Руси. «Причиной, по которой в новое время не возникло белорусской нации, была не слабость национального самосознания населения Белоруссии, а наоборот — его сильная русская или литовская идентичность», в итоге — в конце XIX века «белорусами стали не столько те, кто видел себя таковыми, а те, кого видели белорусами, и в первую очередь этнографы, историки и власти Российской империи», — заключает историк[1029].

Труд В. М. Кабузана позволяет проследить в динамике, как вокруг дат двух польских восстаний и по их дальним итогам, с середины XIX по начало ХХ века, в сравнении с более стабильной долей латышей и эстонцев на их этнографических территориях (особенно эстонцев в первоначально немецком Ревеле: см. Таблицу 1)[1030], доля литовцев росла в Сувалкской губернии Царства Польского (на 29 %)[1031] и резко падала в Виленской (более чем на 30 %) и Ковенской (более чем на 20 %) губерниях Литвы (см. Таблицу 2)[1032].

Таблица 1. Эстонцы и другие в Ревеле (%)

Таблица 2. Литовцы, латыши и эстонцы по губерниям (1755–1517, %)[1033]

[1034]

Главную роль в изменении удельного веса народов при росте их абсолютной численности в регионе играли, согласно выводам В. М. Кабузана, три фактора:

(1) очевидно, вызванная социальным гнётом эмиграция литовцев и евреев за рубеж;

(2) полонизация литовского и белорусского[1035] населения в Виленской и Сувалкской губерниях и (3) германизация литовского и польского в Восточной Пруссии (с. 31–32, 37, 47, 55).

Таблица 3. Основные этнические группы Виленского уезда (%)