После падения Ростова цензурой были разрешены любые средства возбуждения ненависти к врагу. Для того периода показателен следующий рисунок, напечатанный в газете «Сталинское знамя». На нем была изображена девушка, связанная по рукам и ногам. «А что если вашу любимую так же свяжут проклятые фашисты?» – гласила подпись под рисунком. Характерны были следующие лозунги и воззвания: «В атаку, воин, стреляй врага!», «Не допусти, чтобы насильник надругался над твоей любимой!» Подобная пропаганда практически повторяла тему стихотворения Константина Симонова «Убей его!» Стихотворение безусловно жестокое, но его символика прекрасно отражает дух того времени. Такими же яростными были стихотворные строки Алексея Суркова. Позор унижения можно смыть лишь кровавой местью – такова основная мысль его творчества тех лет.
В начале сентября в газете «Красная Звезда» было напечатано обращение Ильи Эренбурга к советским солдатам. Обращение заканчивалось следующими словами: «Не считайте дни, не считайте версты – считайте только убитых вами врагов. Убей немца – вот молитва твоей матери. Убей немца – вот крик русской земли. Не раздумывай, да не дрогнет твоя рука. Убивай!»
Вне всякого сомнения, подобная пропаганда осенью 1942 года в значительной степени спровоцировала массовые насилия, совершенные солдатами Красной Армии на территории Германии в конце 1944 – начале 1945 годов.
В этот критический момент главной задачей для Еременко и Хрущева стали назначение нового командующего 62-й армией, 10 сентября 62-я армия с боями отошла в город. Когда 29-я моторизованная дивизия немцев прорвалась к Волге, войска 62-й армии оказались отрезаны от 64-й державшей оборону южнее. 11 сентября штаб Еременко находился близ реки Царица и подвергся сильному обстрелу. Именно в этот день в штаб прибыл писатель Константин Симонов. Он был поражен «скорбным запахом горелого железа», дымящимися развалинами Сталинграда. В душном бункере Хрущев, выглядевший мрачно и односложно отвечавший на вопросы, никак не мог прикурить – зажженная спичка тут же гасла. В бункере напрочь отсутствовала вентиляция. Симонов и сопровождавший его корреспондент легли спать прямо в шинелях в дальнем углу тоннеля. Когда рано утром они проснулись, оказалось, что в бункере уже никого нет – ни штабных офицеров, ни машинисток. В конце концов они случайно наткнулись на телефониста, сматывающего провод. Телефонист сообщил, что штаб эвакуирован на противоположный берег Волги. Единственным штабом, оставшемся на западном берегу, был штаб 62-й армии.
Следующим утром генерал Чуйков был вызван в штаб на совместный военный совет Сталинградского и Юго-Западного фронтов. Ему понадобились целые сутки, чтобы найти новый штаб среди развалин Сталинграда. Свет от пылающих домов был таким ярким, что, даже находясь на восточном берегу, генералу не понадобилось зажигать фары своего джипа. Когда Чуйков на следующее утро наконец встретился с Еременко и Хрущевым, они поставили его перед следующим фактом: поскольку о сдаче Сталинграда не может быть и речи, а командующий 62-й армией не верит в то, что город можно удержать, ему предлагается взять командование на себя. «Товарищ Чуйков, как вы понимаете свою задачу? – спросил Хрущев. „Мои войска будут защищать город. Выстоим или умрем“, – ответил генерал. Хрущев, смерив его глазами, заметил, что свою задачу он понял верно.
В тот же вечер Чуйков с двумя танками Т-34 отправился из Красной Слободы на пароме к центральному сталинградскому причалу, который находился чуть выше места впадения реки Царица в Волгу. Как только паром коснулся берега, сотни людей, в основном гражданское население, надеявшееся бежать из города, безмолвно поднялись из воронок. Чуйков молча прошел мимо них и в сопровождении своих офицеров отправился искать штаб. После долгих блужданий комиссар саперной роты вывел их к Мамаеву кургану, известному также, как высота 102/102 (действительная высота холма в метрах). Там-то и располагался штаб 62-й армии, где Чуйкова встретил начальник штаба генерал Николай Иванович Крылов. Резкий и прямолинейный Чуйков не сразу нашел общий язык с Крыловым, отличительной чертой которого был чрезмерный педантизм. Однако впоследствии оба эти человека прекрасно поняли друг друга и верно оценили ситуацию. Существовал единственный способ удержать Сталинград – оплатить его защиту жизнями русских солдат. Как выразился впоследствии Чуйков: «Время – это кровь».