Stalingrad, станция метро

— К тому, что это будет с вами всю жизнь. У вашего брата шизофрения.

— И что? Ее нельзя вылечить? — наивно спросила Тэ.Тэ. — Существуют же препараты…

— Вылечить можно насморк, девушка. Или триппер. А шизофрения, увы, не лечится.

— У вас не лечится?

— Нигде не лечится. Тем более в его случае.

— И что это за случай такой особенный?

— Боюсь, что имеются поражения головного мозга, носящие органический характер.

— Боитесь или так оно и есть?

— Необходима дополнительная диагностика.

— Где? Здесь?

Это прозвучало чересчур иронически: врачиха вскинула на Тэ.Тэ. глаза и, видимо, хотела сказать что-то колкое. Но воздержалась от крайнего проявления эмоций.

— Если у вас есть возможность обследовать вашего брата в Швейцарии или Германии — буду только рада. За него и за вас.

Пошла ты, дура чертова, подумала про себя Тэ.Тэ.

Лева встретил ее тихим, жалким и каким-то опустошенным. И все же — это был он, ее брат. Единственный человек, к которому она была привязана по-настоящему, несмотря на его дурацкие блокноты. Несмотря на глубоководное погружение в кино, которого она никогда не понимала. Несмотря на его всегдашнее снисходительное отношение к ее честолюбивым планам. Мечтам, а лучше сказать — желаниям.

— Забери меня отсюда, Вахмурка, — дрожащим, слегка заторможенным голосом попросил Лева. — Я больше не могу. Я умру здесь.

«Вахмурка» — так он часто звал Тэ.Тэ. В детстве. А она звала его «Кржемелек». Кржемелек и Вахмурка были героями старого чешского мультсериала, который безумно нравился им обоим. Гномы Кржемелек и Вахмурка жили в чудном домике, и с ними происходила масса всего забавного. Чего именно — Тэ. Тэ., став взрослой, вспомнить так и не смогла. Только Лева был в состоянии пролить свет на героическую эпопею Кржемелика— Вахмурки, но блокнота, посвященного их приключениям, он так и не завел.

— Конечно, заберу, Кржемелек. Прямо сейчас и заберу. И вообще — заберу.

— Куда?

— В Москву. Поедешь со мной в Москву?

До этой минуты Тэ.Тэ. вовсе не собиралась тащить Леву в Москву. Она даже поругалась с бабкой, которая наотрез отказалась после всего происшедшего жить с Левой вдвоем под одной крышей. «С дураком еще так-сяк, — причитала бабка, — а с умалишенным придурком — уволь».

— И что ты предлагаешь?

— А ничего. Пусть с тобой едет. Ты его сестра — ты и забирай. А я старая уже и слабая, на все эти ужасы смотреть. Дай хоть век дожить в покое…

Лева, пусть и заторможенный, вовсе не выглядел умалишенным придурком. Опять же, он назвал Тэ.Тэ. ее детским прозвищем, а с тех пор, как они выросли, это случалось очень редко, почти никогда. И он был такой несчастный! Красивый, темноволосый и несчастный.

— Поедешь? — переспросила Тэ.Тэ.

— А что я буду там делать?

— Жить со мной. У меня. Всяко лучше, чем с бабкой.

— Это она меня сдала сюда, — на глазах у Левы показались слезы.

— Тем более. Выбирай — либо со мной в Москве, либо с бабкой в психушке.

Ответ лежал на поверхности, но Лева медлил. Слезы так никуда и не делись, напротив, закапали у него из глаз. Это потрясло Тэ.Тэ. Еще ни разу, за всю жизнь, она не видела, чтобы брат плакал. Даже детский оздоровительный лагерь обошелся без слез, а там Леве приходилось куда как несладко. И вот теперь всегда ироничный, умный и где-то высокомерный юноша плакал, как ребенок.

— Ну, чего ты?

— Я не знаю… Уехать, остаться?

— Я же тебе сказала… Но могу повторить, если ты еще не понял: либо Москва — либо психушка.

— А что случится, если мы поедем в Москву?

— Ничего дурного точно. Мы будем вместе. Разве плохо?

— Я не знаю…

Потом он часто приводил Тэ.Тэ. в исступление невозможностью сделать выбор. Даже самый простейший. Что есть на завтрак — овсяную кашу или яичницу с колбасой? Оставить форточку открытой или закрыть ее поплотнее? Какую футболку надеть, какие носки постирать; какой из двух имеющихся в доме открывашек открыть банку с консервированными персиками?..

С открывашками получилось проще всего: Тэ.Тэ. просто выбросила одну из них. Сложнее было с продуктами, вещами, предметами гигиены. Лева мог не мыться неделями только потому, что в ванной находилось слишком много всяких баночек, бутылочек, шампуней, скрабов, гелей. Малейший намек на выбор вводил его в ступор. И лишь в обществе своих блокнотов Лева становился таким, каким был прежде, — вдумчивым, внимательным, скрупулезным.

Но все это произошло много позже, а в тот день Тэ.Тэ. была решительно настроена вломить Гиппократам по первое число — за то, что держат в психушке вполне здорового человека. А нервные срывы бывают у всех.

— Вы, я смотрю, очень энергичная девушка, — сказала Левин лечащий врач после того, как Тэ.Тэ. выкатила ей целый вагон претензий.

А то! Подожди, ты обо мне еще услышишь! — хотелось крикнуть Тэ.Тэ., но она благоразумно промолчала. Врачиха не производила впечатление меломанки и, очевидно, до сих пор пребывала в уверенности, что Алена Апина и Вадим Козаченко с аншлагами гастролируют по стране. И даже выезжали с совместным концертом в парижскую «Олимпию».